Пётр Ильич для начала отругал воспитателей, а потом решил найти меня, чего бы ему это не стоило. Я сидела в своём укрытии ни жива, ни мертва.
И вот, директор зашёл в комнатку, где я спряталась. Мне через шторку всё хорошо видно было. Он повернулся ко мне задом, открыл печку-буржуйку и низко наклонился, чтобы проверить, не сидит ли кто внутри. Ну, чем не серый волк, который ищет козлёнка?
Опять подвела меня любовь к сказкам. И я тоненько захихикала. А потом опомнилась и зажала рот ладошкой. Но было поздно.
Директор быстро развернулся, одним прыжком подскочил к моему укрытию, отдёрнул шторку, и схватил меня.
– Сейчас съест! – подумала я и зажмурилась. Но «серый волк» так обрадовался, кинулся меня обнимать, как родную дочку, а потом схватил меня на руки и отнёс в свой кабинет.
Он не стал меня пытать, и ни о чём не расспрашивал. Он так радовался! Всё баюкал меня на руках, как будто я совсем крошка, и пел мне колыбельную:
– Спи, мой босый,
Ведь ты такой курносый,
И небо видит всю красу:
Две дырочки в носу.
В следующие дни директор куда-то уехал. А воспитатели, от греха подальше, решили запереть меня в изолятор. Чтобы опять не сбежала, и никуда не спряталась. А ещё маме моей письмо написали и пожаловались на скверное поведение её дочери.
Зато в глазах мальчишек я выглядела настоящим героем. Они тайком приходили меня навещать и приносили всякие угощения. Ну, теперь, я чувствовала себя настоящей принцессой в заточении, бунтарём, запертым в темнице.
Через пару дней в изолятор зашла встревоженная медсестра. Она зачем-то заложила мне уши ватой и перебинтовала голову. Бинтов потратила две пачки! А потом вывела меня из моего заточения.
Оказывается, за мной приехала мама, и узнала, что я в изоляторе. Когда она увидела меня с такой огромной головой, и когда ей сказали, что у меня болят уши, она, конечно, всё правильно поняла. Но ничего никому не сказала.
Мама забрала меня из лагеря, и мы отправились домой. Вот так я и не увидела в тот год моря, не искупалась и не позагорала. Сама виновата! Но, в конечном итоге, моё ужасное поведение меня спасло. Я даже не представляю, что было бы, останься я тогда в Крыму.
Мы сели на поезд и отправились домой.
Поезд прибыл в Москву вечером двадцать первого июня 1941 года. А на рассвете следующего дня началась война.
Конец