Астахов оказался в непростой ситуации. На протяжении большей части своего пребывания в Германии он фактически возглавлял советскую миссию. То есть в период, когда из штата полпредства были выбиты лучшие сотрудники, отозванные в Москву и репрессированные. Из книги Безыменского: «В начале 1939 года советская дипломатия жила в Берлине в состоянии изоляции. Уже не было Давида Канделаки, ряд известных дипломатов (Крестинский, Юренев, Бессонов) очутились на скамье подсудимых как “враги народа”. Посол Алексей Мерекалов, недавно и поспешно переквалифицировавшийся из инженера-хладобойщика в дипломата, делал лишь первые шаги на скользком дипломатическом паркете. Языка он не знал. Посольство было не полностью укомплектовано. В этой ситуации особая роль выпала Астахову»{59}.
Пострадали не только дипломаты – сотрудники НКИД, но и разведчики, работавшие «под крышей» полпредства. С 1938 года берлинская резидентура была по существу обескровлена. Почти всю информационно-аналитическую работу приходилось вести самому Астахову. Времени хватало, в основном, на контакты с официальными лицами Аусамта (германского министерства иностранных дел, Auswärtiges Amt), с коллегами по дипломатическому корпусу и журналистами. Это не позволяло получать полностью адекватное, выверенное представление о намерениях и мотивах германского руководства, прежде всего в отношении СССР.
В глазах сталинской команды, вычищавшей из Наркоминдела старую гвардию, репутация Астахова была небезупречной. В его личном деле копились десятки доносов, и выехать в очередной раз за рубеж он сумел лишь благодаря поддержке наркома и его заместителей – Крестинского и Стомонякова{60}. Эти руководящие работники НКИД еще находились «при исполнении», хотя оставалось им недолго… Что касается Астахова, то советское руководство использовало его в той мере, в какой это отвечало целям, ставившимся официальной Москвой.
В. В. Соколов подчеркивает: сразу после своего приезда в Берлин Астахов понял – долговременной целью советской внешней политики является налаживание сотрудничества с Германией. Он присутствовал на первой встрече Юренева с министром иностранных дел фон Нейратом. Полпред заявил, что является сторонником улучшения отношений и налаживания экономического взаимодействия, для чего потребуются «надлежащие предпосылки политического порядка». Министр со своей стороны призвал «к выдержке и терпению», замечая, что «отношения между нашими странами могут неожиданно улучшиться»{61}.
При вручении Юреневым верительных грамот Гитлер сделал акцент на важности нормализации отношений{62}.
1 марта 1938 года при активном содействии Астахова было подписано советско-германское соглашение о торговом и платежном обороте, которым продлевалось до 31 декабря 1938 года предыдущее соглашение такого рода.
Вместе с тем после провала миссии Канделаки негативных моментов в двусторонних отношениях стало намного больше. СССР и Германия сваливались в пропасть жесточайшей политической конфронтации. Складывалось впечатление, что они вот-вот сойдутся в беспощадном поединке. Гитлер щеголял своим антикоммунизмом и антисоветизмом, чтобы добиться расположения англичан и французов, а Сталин наносил ответные удары.
Какое, спрашивается, могло быть сотрудничество, когда СССР и Германию разделяла схватка в Испании? Если воспользоваться современным термином, гражданская война в этой стране была типичной proxy war, опосредованной войной, в которой они действовали через своих союзников: Советский Союз – через республиканцев, а Германия – через фалангистов, сторонников генерала Франсиско Франко.
Взаимные обвинения и оскорбления в прессе приобрели массовый и постоянный характер. При этом в советской дипломатической переписке подчеркивалось, что немцы ведут себя намного хуже русских. Сотрудники полпредства в Берлине и центрального аппарата НКИД с обидой отмечали, что германские средства массовой информации нарушают определенные «правила», которые, мол, соблюдают в Советском Союзе. Имелось в виду, что немцы «переходили на личности». В беседах с германскими официальными лицами Астахов обращал внимание на «личные оскорбления членов совпра»[14], а также «наших представителей за границей»{63}.
При этом в немецких СМИ советских руководителей изображали апологетами «юдентума» (то есть еврейства), а также «жидобольшевизма». В первую очередь доставалось деятелям еврейского происхождения, в частности Лазарю Кагановичу и Генриху Ягоде. Заодно почему-то немецкие газеты взялись за советника советского полпредства в Лондоне Самуила Кагана. На это обратил внимание Генеральный консул в Данциге Владимир Михельс.
61