Несмотря на решительный и серьезный тон, в практическом плане интервью лишь подтверждало приверженность СССР идее коллективной безопасности и не содержало новых и конкретных предложений по борьбе с агрессором, если не считать готовности приступить к их обсуждению «в Лиге Наций или вне ее». О том, что агрессор – Германия, прямо сказано не было.
Понятны мотивы Парижа и Лондона – они не скрывали своего намерения умиротворить германского фюрера. Ну, а советское правительство не хотело окончательно расставлять точки над i, опасаясь, что тем самым сыграет на руку англичанам и французам и подтолкнет западные державы к формированию антисоветской коалиции. Призрак такой коалиции преследовал советских вождей со времен международной интервенции в годы Гражданской войны. Поэтому в Москве предпочитали маневрировать и в оценках происходящего тщательно подбирали слова.
«Пакты, пакты… подписывают, подписывают… А чем рискуют?»
Внизу: «Кто следующий? Кто еще хочет подписать? Кто еще доверяет фюреру?»
На подборке фотографий из французского журнала Vu (1939. Октябрь. № 604): «Г-н Штреземан подписывает пакт Келлога (Париж, 27 августа 1928 г.). Риббентроп, граф Чиано и барон Хотта подписывают «Антикоминтерновский пакт» (Рим, 6 ноября 1937 г.); фон Мольтке (сидит в центре) подписывает с Польшей Декларацию о неприменении силы сроком на 10 лет (Берлин, 26 января 1934 г.); Гитлер подписал в Мюнхене 30 сентября 1938 г. документ, который Чемберлен с гордостью предъявляет соотечественникам; Риббентроп подписывает с г-ном Жоржем Бонне франко-германскую декларацию (Париж, 6 декабря 1938 г.); Риббентроп подписывает договор о ненападении с Эстонией и Латвией (Берлин, 7 июня 1939 г.); самое последнее подписание: товарищи Риббентроп и Сталин (Москва, 23 августа 1939 г.)»
Российский исследователь В. Я. Швейцер отмечает ограниченность заявления Литвинова. Аншлюс трактовался «не как самостоятельное и чрезвычайное событие тогдашней международной жизни, а как иллюстрация отсутствия в Европе системы коллективной безопасности». Агрессор не был назван по имени, равно как не были осуждены «фашизм, идеология и политика агрессивной державы». В советских внешнеполитических документах той поры, подчеркивает ученый, трудно найти подтверждение известному тезису советской историографии о том, что СССР был единственной из великих держав, которая выступила против аншлюса, призывая защитить независимость и суверенитет Австрии{117}.
Не менее показательна позиция СССР периода чехословацкого кризиса и Мюнхенского соглашения 1938 года, которые обозначили один из ключевых рубежей на пути Европы и мира к большой войне. Распространено мнение, что Советский Союз готов был встать на защиту Чехословацкой республики, от которой Гитлер хотел отторгнуть Судетскую область. Уберечь Чехословакию от посягательств агрессора не получилось вследствие предательской позиции Франции, которая ориентировалась на Великобританию. Все просто и ясно{118}. С другой стороны, критики внешней политики СССР приписывают Москве коварные замыслы: столкнуть лбами англичан, французов и немцев, раздуть пожар мировой войны и ловить рыбку в мутной воде. «Но не вышло, “Мюнхен” обломал весь хитрый план. В следующем году объектом давления стали сами англо-французы, которых в августе 39-го тов. Сталин “кинул” с легкостью и проворством профессионального шулера»{119}.
На самом деле все ведущие европейские державы были не прочь подставить друг другу ножку, преследуя собственные интересы. Национальный эгоизм торжествовал, и если полагать, что Сталин подталкивал к конфликту западные демократии и нацистов, то с таким же успехом можно говорить, что западные демократии мечтали о столкновении двух тоталитарных режимов. У Гитлера был свой подход: одно за другим устранять препятствия на пути германской экспансии, заключая с этой целью временные соглашения то с одним участником сложной международной игры, то с другим.
117
См. об этом:
118
См., например:
119
Без купюр. Ответы Марка Солонина на ваши вопросы // Радиостанция «Эхо Москвы». URL: https://echo.msk.ru/programs/bezkupur/2022604–echo/.