Дуба делает страшные глаза и шипит на нас, чтоб мы замолчали.
– Заткнитесь, идиоты, на вас милицию вызвали.
Мордатый с напарником остались внизу, Дуба убедил их, что разберётся сам, потому что знает нашу квартиру. Мы шёпотом предлагаем ему зайти выпить. Он оглядывается и заходит. Но вина нет, мы забыли, есть только остатки пельменей.
– Эх вы, оболтусы, – Дуба в один присест доедает пельмени и торопится, чтоб мордатый чего не заподозрил.
На лестнице он встречает Лёху с Катей.
– А, герой-любовник и его новая пассия, смотрите не шумите там, а то вернусь, – бросает им Дуба и оставляет в растерянности перед дверью.
Мы разливаем вино. Лёха берёт басуху. Я говорю, что мы больше не играем и не поём – соседям не нравится наша музыка. А Крис добавляет, что Лёха больше не член группы. Лёха огорчается. Его успокаивает Катя: моделью быть лучше, чем басистом, поверь жене бедного музыканта. Она ещё раз зовёт Лёху на стрижку, завтра с утра и приходи, какой-то там у них будет конкурс. Она говорит это, потом приобнимает Лёху и чмокает в щёку. Крис тогда обнимает Катю из Вильнюса и чмокает в щёку её. Так они и застывают, эти пары друг напротив друга, Крис с Катей смотрят друг другу в глаза, а Лёха с Катей из Вильнюса смотрят в стол.
24
Вечеринка закончилась. Крис с Катей из Вильнюса заперлись в маленькой комнате, Андрей, Костя и Женька ушли, Шурик с Вадимом – на кухне, а мы с Лёхой курим на балконе.
– Пашка, я влюбился.
Луна, сверчки, комары.
– Да, я помню.
– Да нет, в жену Криса.
– А как же Крис?
– Она его не любит.
– А тебя?
Лёха быстро вырубился, спал крепко. Шурик, Вадим и я от нечего делать разрисовали лицо Лёхи чёрным маркером. Усы, борода, синяк под глазом – фантазии было немного. Утром Лёха проснулся, посмотрел на часы, понял, что опаздывает, и, не глянув в зеркало, побежал в парикмахерскую.
25
Текут мои реки по трубам, улицы окольцованы арками многоэтажек. Недавно я обнаружил вторую Немигу. Вот же она – рядом с моим домом. Вытекает из комаровского болота дружбы народов, мимо трубы котельной, омывает берег, на котором стоит мой дом на набережной, дальше на её пути фарфоровая фабрика, архив из красного кирпича, общежитие иняза, резкий поворот, трамвайные пути – и вот она уже впадает в Свислочь.
Когда берега, оставшиеся от реки, заносило снегом, мы использовали их как снежные горки. Мы карабкались по ним вверх с санками и спускались вниз на санках каждый зимний день. Летними ночами, когда мы не могли спать из-за комариного звона, то включали свет и охотились за ними с газетами и тряпками, оставляя на белом потолке красные полосы и пятна нашей крови. И тогда мама или папа обязательно говорили, мол, конечно, построили дом на болоте, построили дом у реки. И тогда почему-то не приходило в голову спросить, что за болото, что за река? Ну а если даже и спросишь, то они ответят, ну как что за болото, старожилы вон говорят, болото, значит было что-то, а комары, по-твоему, откуда?
Переспа. На Переспѣ снопы стелютъ головами, молотятъ чепи харалужными, на тоцѣ животъ кладутъ, вѣютъ душу отъ тѣла.
А эти грозы? В конце весны и начале лета. Воды из туч было так много, что она переполняла коллектор, и наша река выходила из-под земли. И три одинокие машины – «москвич», «жигули» и «запорожец» – припаркованные прямо в реке, покачивались на волнах, когда мимо них проплывал фургон с надписью «Хлеб». Когда вода уходила, хозяева загоняли свои машины во двор, вынимали из них сиденья и просушивали на солнце.
Всё это я вспомнил, когда рассматривал старые аэрофотосъёмки Минска. В интернете нашлись американская и немецкая, услугами отечественных ателье город не пользовался. Американский спутник пролетал тут в 1964 году и заснял рождение моего района. Вот они прорезаются, мои хрущёвочки, четвёрки-пятёрки. Если прибавить зума, то видно, что мой дом стоит на краю канала. Немецкий самолёт пролетел в 1944 году, на месте моего района отчётливо видно тёмное русло реки, которая соединяет реликтовое болото дружбы со Свислочью в районе озера. Некрасиво, надо в трубу. Меньше комаров, здоровый климат, терраформирование.
Немига – это станция метро, Переспа – трамвайная остановка.
26
Лёха стал ходить в «Рагнеду» к Кате. Там подвернулся какой-то конкурс парикмахерского мастерства, чемпионат по парикмахерскому искусству: «Мастер стиля», «Белорусский колорит», «Стиль и красота – 2002» – всё подходит. Катя стригла Лёху, мыла голову над специальной раковиной («Не горячая?» – «Идеальная!»), покрасила Лёху в белый.