– Сыграть?
– Ну да! Я могу еще поставить мюзикл «Агнец Света». Как в свое время «Эвиту». У вас хороший голос?
– Но вы же бунджи! Ваш первый долг – править Тибетом, если, конечно, китайцы не отправят вас на тот свет.
– Уже пытались, – махнула рукой Скуирелли. – Теперь я нахожусь под защитой Первой леди. Если со мной что-нибудь случится, она прикажет забросать их ядерными бомбами.
– Надеюсь, вы не стремитесь спровоцировать ядерное нападение на Китай?
– Я-то? Нет, конечно. К этому времени я уже реинкарнирую, и мне будет все равно, лишь бы только я не возродилась гражданином Китая.
Раздался стук в дверь. Далай-лама приподнялся.
– Принесли ужин. Прошу вас. Отужинаем и поговорим еще. Войдите.
Слуги внесли ароматные блюда на серебряных подносах.
Кула и Лобсанг оказались тут как тут.
Скуирелли шумно принюхалась.
– Пахнет классно! Что это?
– Тсампа.
– Видимо, диковинное что-то. А это что за суп?
– Тхукпа-лапша. Очень вкусная вещь.
– Тибетская лапша? Замечательно!
– Подождите, не прикасайтесь!
– Почему? Сначала надо прочитать какие-нибудь буддийские молитвы?
– Сперва всю еду должны попробовать.
– Зачем?
– А вдруг она отравлена.
– Кому взбредет в голову отравить вас? Вы такой милый человек.
– Отравить могут вас, – без тени злобы отозвался далай-лама.
– Эй, не нападайте на бедную девушку! Ведь в конце концов я, как и вы, буддистка.
Вошел пробовальщик еды, поклонился всем присутствующим и под внимательным взглядом Лобсанга Дрома, Кулы и свиты далай-ламы стал в огромных количествах заглатывать все подряд. Скуирелли Чикейн не сводила с него испуганных глаз.
– Вы что, не кормите его? – догадалась женщина.
– Его держат в постоянном голоде, – объяснил далай-лама, – чтобы ничто не мешало ему выполнять свои обязанности.
Пробовальщик наконец отведал все блюда и сел. Все выжидающе смотрели на него.
Скуирелли недоверчиво покосилась на свое окружение.
– Мы что, ждем, не отдаст ли этот бедный парень концы?
– Да, – подтвердил Кула.
– И сколько времени это длится?
– Если пища уже остыла, а пробовальщик все еще дышит, значит, отравы не подсыпали.
– Терпеть не могу остывшее!
– Ваш священный долг, как бунджи-ламы, подавлять соблазны материального мира, – напомнил ей Лобсанг.
– Горячая еда не соблазн, а необходимость, – произнесла Скуирелли, тайком погружая палец в свою тсампу. Самое время попробовать лакомство, пока все ждут, не окочурится ли пробовальщик.
Женщина уже хотела было облизнуть свой обмакнутый в пищу палец, когда пробовальщик вдруг позеленел и повалился набок. Он дышал часто-часто и с большим трудом. Агония длилась очень долго, пока смерть не оборвала мучений несчастного.
Лица окружающих вытянулись и окаменели. Жрецы далай-ламы зыркали глазами на Лобсанга и Кулу, те, в свою очередь, сверлили их злобными взглядами. Монгол вытащил кинжал.
Скуирелли с трудом перевела дыхание.
– Значит, еда была отравлена?
– Да, – ответил Лобсанг – Но чья еда? Бунджи или далай-ламы?
Обмен гневными взглядами возобновился.
– Послушайте, – вздохнула Скуирелли, вытерев палец о подушку. – Почему бы нам не выбросить всю эту отраву и не начать заново. Я готовлю неплохой фасолевый салат.
– Сейчас я приведу повара, – воскликнул Кула, выбегая из комнаты.
Поваром оказался маленький толстячок тибетец, словно слепленный из сырого теста. Он дрожал, как пудинг на сильном ветру.
– Как ты смел отравить еду, повар? – заорал громовым голосом Кула.
– Я ее не отравлял.
Монгол приблизил самый кончик своего кинжала к пульсирующей шейной артерии бедняги.
– Врешь! Сейчас я располосую тебе глотку!
– Не я отравил еду! Китаец!
– Что еще за китаец?
– Он сказал, что моя сестра в Лхасе будет изнасилована, если я не отвернусь, пока он кое-что подсыплет в пищу.
– В чью? Бунджи или далай-ламы?
– Бунджи.
– Ты уверен?
– Я не стал бы лгать, монгол, – затрясся от страха повар, – зная, что ты перережешь мне горло, если я это сделаю.
– Ладно. Хорошо, что ты сказал правду, – произнес Кула, резко повернул голову повара и перерезал ему кинжалом глотку.
– Зачем ты это сделал? – в ужасе вскричала Скуирелли, отворачиваясь.
– Я всегда караю предателей, – объяснил монгол, вытирая лезвие о волосы убитого.
Актриса долго смотрела на мертвого повара. Наконец до ее сознания дошло, какая ужасная смерть ей угрожала.
– Они хотели меня убить, – произнесла она каким-то убитым голосом.
– Да, – подтвердил Кула.
– Надо найти в себе чувство сострадания и простить их, – вставил далай-лама.
– Они уже во второй раз пытаются убить меня! Несмотря на то что я нахожусь под покровительством Первой леди. – В голосе актрисы чувствовались гневные нотки.
– Эти китайцы – сущие демоны, – высказал свое мнение Лобсанг. – Бездушные демоны.
– Преобразите свой гнев в понимание, – наставительно произнес далай-лама. – И новообретенное понимание употребите для создания подлинной гармонии. Озарите весь мир этим светом!
Скуирелли Чикейн поднялась с подушки, голубые глаза ее сверкнули стальным блеском. Воздев дрожащий кулачок к потолку, она воскликнула:
– Значит, война!
– Война неприемлема для Будды, – обеспокоенно сказал далай-лама. – Это путь, недостойный того, кто является живым Буддой.
– Знайте же, что война – путь этого Будды! – поклялась Скуирелли. – Мы войдем в Тибет и пинками прогоним мерзкие желтые задницы обратно в Пекин.
Далай-лама печально склонил голову.
– Оказывается, она из сражающихся буддистов! – восхитился Кула, задыхаясь от волнения. – На такое я не смел и надеяться.
Глава 18
Месяц истекал, и на спартанском столе доктора Харолда В. Смита нагромоздилась целая кипа неоплаченных счетов.
Фолкрофтские счета не превышали обычно пятизначных цифр. Но для оплаты их надо было хотя бы бегло взглянуть на чеки, фактуры и различного рода заметки.
Справившись со всем этим, доктор Смит перевел дух, выпил два стакана минеральной воды, потом запил обычной водопроводной водой, лишь после этого он принялся за счета, выписанные на КЮРЕ.
Все эти документы наряду с сопроводиловками поступали в отдельный почтовый ящик, ключ к которому имелся только у Смита. Конечно, порядок отнюдь не идеальный, но шеф не мог доверить Римо, а тем более Чиуну, чтобы они сами своевременно оплачивали свои счета.
На какую бы сумму ни были эти счета, Харолд В. Смит всегда быстро их оплачивал. Его бережливая новоанглийская натура противилась трате денег налогоплательщиков на такие, казалось бы, легкомысленные статьи расходов, как торговля подержанными автомобилями, которой занимался Уильямс. То, что Римо и Чиун, хотя и не были счастливы, все же редко жаловались на свое материальное положение, составляло предмет его гордости.
И Смит никогда не платил проценты по кредитным карточкам. Ни в те дни, когда они составляли достаточно скромную цифру «шесть», ни сейчас, когда компании, торгующие кредитными карточками, поистине стали ростовщиками.
Смит с радостью убедился, что счета в этом месяце составляют достаточно скромную сумму – всего около пятидесяти тысяч долларов. Это было меньше, чем в прошлом квартале, когда Чиун обнаружил торговый центр «Закупки на дому» и, видимо, прошелся по всем спискам товаров, предлагаемых сроком более чем на две недели, включая два ящика с заменителем волос. Смиту так и не удалось выяснить, что это такое.
Смит глотнул еще минеральной и продолжил – строчку за строчкой – изучение расходов.
В карточке на имя Римо Буттафуоко он заметил два обратных авиабилета. Уильямс и Чиун куда-то летали, интересно куда? В следующей графе значилась сумма, уплаченная за взятый напрокат в Лос-Анджелесе автомобиль. Автомобиль был нанят на два дня. Обслуживался он в Малибу.