– Не огорчайся, Белый Тигр, ты еще заслужишь право иметь свой волшебный номер. Мне дал номер сам Болдбатор Хан. Его волшебный номер 1-88-ЧИНГИС.
– Послушай, в Америке зови меня Римо. О'кей?
Монгол Кула явно обиделся.
– Ты забыл о том времени, когда мы с тобой давали прикурить китайским солдатам – ты, Белый Тигр, и я, твоя могучая рука?!
– Нет, не забыл, просто задвинул воспоминания в дальний уголок.
– В вестибюле гостиницы Чингисхана в Улан-Баторе стоит статуя, прославляющая твои подвиги.
– В самом деле? – переспросил Римо, светлея.
– Да. Она олицетворяет твое славное прошлое. Разумеется, ты вылеплен с косыми, а не круглыми глазами, чтобы не пугать наших ребятишек.
– Удачная мысль. И где же Чиун?
– Внизу, общается с бунджи-ламой.
– Кто такой бунджи-лама?
– Увы, великий святой.
– Почему «увы»?
– Узнаешь, когда увидишь. – Римо ткнул большим пальцем в сторону двери; в проеме можно было видеть безмятежно восседающего на полу бритого человека.
– А это что за грубиян?
– Святой Лобсанг Дром Ринпоче. Судьбой ему предназначено найти затерявшегося бунджи-ламу.
– Если бунджи-лама затерялся, то как может он сидеть внизу с Чиуном?
– Сам увидишь.
– А почему бы и нет? – спросил Римо сам себя. – Подожди здесь.
Кула скрестил на груди свои толстые лапищи.
– Всю свою жизнь я ждал встречи с бунджи-ламой. Могу подождать и еще немного.
– Разумно, – бросил Римо, спускаясь по лестнице. Хорошего настроения как не бывало. С Кулой их свела судьба много лет назад, в монгольской распивочной.
В то время монгол был главарем бандитской шайки, и Римо нанял его, чтобы тот помог найти мастера Синанджу, отправившегося в дикие степи внешней Монголии на поиски погребенных там сокровищ Чингисхана. Сокровища были найдены и поделены между мастером Синанджу и Болдбатором Ханом, который с помощью монгольской армии отразил попытку китайских войск завладеть этой добычей для Пекина.
В этой войне Римо пришлось очень и очень нелегко: вдобавок ко всему он не получил даже самой незначительной доли сокровищ.
Уильямс нашел мастера Синанджу на первом этаже, в кухне.
Одет Чиун был в одно из тех кимоно темно-синего цвета с роскошным золотым шитьем, которые приберегал для встреч с главами правительств. Правда, сидело оно на его хрупких плечах, как коврик на палках-подпорках.
Мастер Синанджу ничуть не походил на самого опасного в мире убийцу. Росту в нем было примерно пять футов, весу – столько же, сколько в выдолбленном стволе. На голове – пучки редких волос, спадающие на крошечные ушки. Когда он проходил мимо печи, можно было разглядеть его морщинистое лицо. Узкий клинышек бороды выделялся на пергаментной коже цвета потемневшей слоновой кости.
Выглядел Чиун не просто стариком, а древнем старцем, но двигался быстро, с птичьей грацией. Римо с его скупыми движениями мог только позавидовать этому. Старый кореец прикинулся, будто не замечает присутствия Римо, однако его карие глаза не упускали из виду ничего.
Чиун хлопотал над плитой, заваривая чай. Но тонкий аромат тонул в затхлом неприятном запахе, словно исходящем из могилы.
– Что ты варишь, папочка? Мясо яка?
– Завариваю чай для наших почтенных гостей, – ответил Чиун каким-то странным скрипучим голосом.
Римо нахмурился.
– Пахнет мясом яка. В чем дело?
– У нас гости.
– Мой нос подтверждает это, – откликнулся ученик, оглядываясь. По всей вероятности, пахло от большого черного сундука, с которым обычно путешествуют на пароходах. Сундук стоял в самом углу кухни.
– Что это?
– Сундук бунджи-ламы.
– Должно быть, очень старый, раз так пахнет, – заметил Уильямс, подходя к сундуку.
– Не трогай его, Римо.
– О'кей, не буду.
– Тебе предоставляется честь отнести сундук бунджи-ламы в комнату для медитации. Только, пожалуйста, осторожнее.
– Сперва объясни мне, что все это значит.
– А что такое? – удивился Чиун.
Поразмыслив, Римо вспомнил, что говорит с Чиуном, и спросил:
– Там золото?
Учитель кивнул.
– Верно, золото. Я все-таки кое-чему тебя научил.
– Чиун, если ты решил сдать все остальные секции своим друзьям, чтобы заработать на карманные расходы, я выезжаю.
– Вот и хорошо. Я, пожалуй, неплохо наживусь, сдавая твою комнату.
– Валяй!
– Отнеси сундук бунджи-ламы, а я подам чай.
– Сделав это, я получу наконец прямые ответы на свои вопросы?
– Да.
– Заметано!
Римо взялся за сундук двумя руками, и тот, неожиданно оказавшись очень легким, почти невесомым, взлетел чуть ли не до потолка. Уильямс покрепче ухватил свою ношу.
– Римо, смотри, не рассерди бунджи-ламу.
– Извини.
Римо двинулся вверх по лестнице. Чиун последовал за ним, неся серебряный поднос с фарфоровыми чашками и медным чайником с кипятком.
– А где же бунджи-лама? Кула сказал, что он с вами.
– Был с нами. Теперь с тобой.
– Как это?
– Он в сундуке, который ты несешь. Смотри не урони, а то гнев его обрушится на тебя, словно град черных камней.
– Бунджи-лама в самом деле в сундуке? – уточнил Римо.
– Да. Старый бунджи-лама.
– Должно быть, он и впрямь очень стар, если от него так смердит, – заключил Римо, достигнув верхней площадки.
Затем он поставил сундук посреди комнаты для медитации. Бритый с безмятежностью довольной лягушки все так же сидел на полу. Кула раскладывал циновки вокруг сундука. Чиун поставил поднос на пол, скрестив ноги, уселся на свою циновку и сразу же стал разливать чай.
– Бунджи-лама и в самом деле здесь? – указав на сундук, спросил у монгола Римо.
– Старый бунджи-лама, – уточнил Кула.
– Наверное, летел самым дешевым классом. В целях экономии, – добавил Уильямс, постучав по крышке. – Пора поудобнее вытянуть ноги, приятель.
– Еще не пора, – вмешался мастер Синанджу. – Сначала надо заключить сделку.
Он уже разлил всем чай, и Римо выбрал себе местечко подальше от гостей Чиуна, которые отличались столь своеобразным запахом.
Кула жадным глотком осушил свою чашку и протянул пустую посуду мастеру Синанджу. Тот услужливо наполнил ее вновь.
Бритый азиат, взяв чашку, заглянул внутрь и спросил:
– Якового масла у вас нет?
Мастер Синанджу укоряюще воззрился на своего ученика.
– Римо, неужели сегодня утром ты забыл сбить яковое масло?
– Запамятовал, ах я бестолочь!
– Извините, белые люди порой бывают такими беспомощными! Святой жрец, придется вам обойтись без якового масла.
– Очень хороший чай, – похвалил Кула, в третий раз протягивая свою чашку.
После того как все чашки были вновь наполнены, Римо шепнул Чиуну:
– Зачем ему яковое масло?
– Святой жрец Лобсанг Дром – тибетец. А тибетцы всегда кладут в чай яковое масло, – объяснил Чиун.
– Наверное, поэтому от него так сильно разит.
– У тибетцев масса обычаев, которые показались бы тебе странными. Регулярное купание не входит в их число.
– Не знаю, что сильнее воняет – он или сундук, видимо, долго простоявший в каком-нибудь заплесневелом погребе.
– Так оно и было. Сундук стоял в погребе еще до твоего рождения.
Какое-то время четверо молча пили чай.
Наконец тибетец изрек:
– Я святой жрец Лобсанг Дром Ринпоче. Ринпоче значит «драгоценный». Я ищу Луч Света, который непременно должен просиять. Как тебя зовут? – спросил он Уильямса.
– Римо.
– Ри-мо?
– Да.
– Странное имя.
– Моя фамилия Буттафуоко.
– Бутт-а-фу...
Римо кивнул и с невозмутимым видом произнес:
– Это означает: «Врет и делает все через задницу».
Лобсанг Дром мрачно кивнул:
– Достойное имя.
– Для белого человека, – присовокупил Чиун.
– Для белого имя просто идеальное, – проревел Кула.
Все, кроме Римо, рассмеялись и выпили за его столь замечательное имя.
Уильямс подождал, пока веселье поутихнет, и спросил:
– Так в честь чего мы собрались?