В том же духе, но короче характеризует его Новак,[58] упоминая, что Фалькенгайн не представлял собою тип прусского юнкерства. Все в нем было «weltmännlich, klug und geschmeidig».[59]
В другом месте Бауэр, рисуя Фалькенгайна в обычной обстановке в Плессе, удивляется блеску его мысли, остроте суждения и находчивости. Тут же он оговаривается фразой, что Вильгельм довольствовался ежедневным докладом Фалькенгайна о военной обстановке, в остальном последний решал военные дела самостоятельно – мысль, о которой в своей книге говорит и сам Фалькенгайн.
Наконец, подводя итог деятельности Фалькенгайна, к моменту ухода его с поста начальника Генерального штаба, Бауэр подвергает ее очень строгой, иногда явно несправедливой оценке, но все же заключает итог такою фразой: «в период деятельности Фалькенгайна были совершены «ошибки» и притом некоторые из них исходили от него лично. Однако кто не ошибается? Но, несмотря на это, нужно признать, что Фалькенгайн был человеком крупного масштаба (grosszügig). Если бы в рейхстаге и в правительстве мы располагали хотя бы только парой людей подобного типа, война никогда не была бы[60] проиграна».
Эта оценка со стороны молодого немецкого полковника, при всей своей беспомощной узости, очень характерна и является очевидным отголоском суждений группы Людендорфа, строевых кругов (Бауэр получал частые командировки на фронт) и, пожалуй, даже берлинских сфер. Фалькенгайн признавался, правда, с постоянной гримасой как нечто крупное, но упорно опорочивался как военный деятель. В этом сходилось большинство, и в этом опорочивании было много надуманного и злого, и разве только самый скромный кусок правды. Горе было в том, что Фалькенгайн был молод для своего поста, имел слишком густую массу завистников и недоброжелателей, был мало популярен в населении, а в своем военном миросозерцании был идейно слишком одинок. В результате его положение на посту начальника Генерального штаба в величайшую и сложнейшую из войн было исключительно сложным, нервным и поистине роковым.
14 сентября 1914 года вечером Фалькенгайну, тогдашнему военному министру в Люксембурге, был Вильгельмом предложен пост начальника Генерального штаба вместо серьезно больного Мольтке. Время было тревожное, штаб верховного командования находился в полной панике. Почему столь ответственный пост и в столь ответственную минуту был поручен молодому сравнительно генералу, хорошо известному в политических кругах, особенно левой стороне рейхстага, прочно и умело занимавшему свое министерское кресло, но почти неизвестному стране в целом, сказать трудно.[61] Это было неожиданностью для многих. Впрочем, практика назначения начальника Генерального штаба показывала, что оно всегда оставалось личным делом монарха, актом его не всегда ясных, но чисто индивидуальных соображений. Так был в свое время выбран и Мольтке-младший, «за усердные танцы на придворных балах», как разгадывали эту загадку злые языки, также своеобразно выбирались и другие.[62]
Принявши пост, Фалькенгайн продержался на нем два года без полумесяца: 29 августа 1916 года утром он был освобожден от своих обязанностей. Он ушел почти при такой же нервной обстановке в штабе, при какой он когда-то вступил в него: неожиданное выступление Румынии, разочарования, связанные с Верденом, тяжело давшаяся Соммская операция, в которой усматривали моральное поражение Германии… все эти факты, раздутые и муссированные, подготовили почву для давно желанных стратегических гостей… В Плессе появилась пара – Гинденбург и Людендорф, – с которой давно были связаны самые розовые ожидания. Фалькенгайн уступил победоносной паре свой тяжкий пост «без сожаления», как он говорил об этом, и ушел на скромную Трансильванскую операцию.[63] Завершив ее блестяще, он потом принял назначение в Малую Азию вместо умершего в Багдаде фон дер Гольца[64] и ушел подальше от шумливых и придирчивых полей Европы.
58
Знаменитый журналист, опубликовавший в ходе войны и после нее, порой гонясь за сенсациями, целый ряд важнейших свидетельств и интервью, а также двухтомное наследие генерала Гофмана, также частично переведенное на русский язык еще в 1920-е годы.
61
Типично, что в своем труде Вильгельм, перебравши много лиц – генералов, адмиралов, дипломатов и т. п., – ни одним словом не обмолвился о Фалькенгайне, своем военном министре до войны и начальнике Генерального штаба в течение двух лет ее. См. Wilhelm II. Ereignisse und Gestalten 1878–1918. Leipzig und Berlin, 1922. S. 309.
62
Назначение Мольтке-младшего объясняется не его светскими успехами, а болезненным стремлением Вильгельма II превзойти достижения эпохи объединения Германии, а потому он увлекался громкими именами, заведя себя «собственного Мольтке», талантами своего дяди, конечно, не блиставшего и, что делает ему честь, прекрасно это осознававшего.
63
Операция закончилась блестящей победой немногочисленных австро-германских войск, приведя к быстрому разгрому Румынии и взятию Бухареста уже 6 декабря 1916 г. Действия Фалькенгайна были высоко оценены даже его врагами, в том числе Людендорфом. Сам Фалькенгайн успел описать румынскую кампанию в отдельном труде.
64
Имеется в виду генерал-фельдмаршал К. фон дер Гольц, один из авторитетнейших военных кайзеровской Германии, много сделавший для реорганизации турецкой армии. Он умер в апреле 1916 г. от болезни, совсем немного не дожив до сенсационной победы турецко-германских войск над англичанами, капитулировавшими в Кут-эль-Амаре 29 апреля 1916 г. Обстоятельства смерти фон дер Гольца до сих пор вызывают сомнения: по одной из версий он мог быть отравлен из-за своих особых стратегических взглядов и огромного влияния на младотурок. Снесарев несколько не точен, ведь Фалькенгайн отправился в Малую Азию более чем через 15 месяцев после смерти фон дер Гольца, хотя и примерно на такой же пост.