Странно, что самое главное событие жизни уместилось в несколько секунд, да ещё и было как бы в тумане. Мир просто выключили и включили, как монитор - вот и всё, и почти нечего больше вспомнить про сам момент.
Всплывали в памяти отдельные детали - полуосыпавшаяся мозаика. Брызги расколотого происшествия. Когда Пикассо писал "Гернику", пожалуй, что-то такое он уловил: всякая катастрофа запоминается её участникам сюрреалистическими кусками, хаотично рассыпанными в сознании, слепленными потом силой бреда, как силой притяжения.
Быков не было, но...
Где-то вдали, в безвозвратном вчера, звонили купола Лавры - именно такая ассоциация: купола, не колокола... а потом - грохот и крики... и резко выпадающие из сознания звуки - водопад, водоворот, чернота... а выбросило на поверхность где-то здесь, среди белых стен и больничной аппаратуры. И тело, как никогда в жизни, знало, зачем больницу называют больницей. Осязание во всём происшествии было куда ярче и сильнее зрения.
Пока ничего не случится, мы не знаем, что всё на волоске.
И пока мы живы, волосок этот Кто-то держит.
Жизнь - она такая. Едешь-едешь-едешь, и вдруг раз - доехал... Да нет, вы что, я же ещё хотел... мне же ещё надо дальше! Нет, ты уже приехал! Никакого "дальше" не будет - или будет, но совсем другое. Ошибся ты, а не мы. Дорога - она такая, какая есть, и точка всегда может быть поставлена в любом её месте. В любую секунду.
Всё самое важное в жизни происходит за секунду. За секунду мы решаемся на Поступок, за секунду произносим самое важное слово. За секунду зависаем между жизнью и смертью, за секунду успеваем из этого положения сделать шаг в ту или другую сторону... Может, ради этих-то нескольких секунд и тянутся все предыдущие годы? Вся боль целого мира и всё счастье целого мира только и ждут, чтобы на мгновение проявиться в нас. По нашему желанию или против нашего желания...
Надо же было ехать за тридевять земель, чтобы найти в лабиринте дорог и нарваться именно на одну вот такую вот хищную, вышедшую на охоту секунду!
"А может, всё-таки не поедем?.."
Да, кстати. А где Ромка? Что с ним?
Приехал отец. Только от него Кирилл начал узнавать первые новости... почти как сводки с фронта.
Наталья Сергеевна погибла в тот момент, когда обсуждала с подругой новую паломническую поездку. Теперь началось совсем другое паломничество...
Разбилась и 12-летняя Таня. Кирилл пытался сейчас оживить в себе хоть какие-то черты её лица, хоть какие-нибудь слова. Но замкнутая девочка не запомнилась ему решительно ничем, кроме ставшего теперь "многозначительным" случая во время вчерашнего дождя. В лёгком платьице она успела промокнуть до нитки прежде, чем спряталась. И уже стоя под навесом, говорила тревожно: "Ну, я же теперь простужусь! Всё! Я же всегда так быстро простужаюсь!"
Нарочно не придумаешь! Человек за несколько часов до смерти боялся простудиться?..
А всё-таки чудный был грибной дождь! И дождь, и солнце... и все ещё живы. И счастливы. Надо же, какими же красивыми прелюдиями была обставлена грядущая казнь! Каким сказочным светом выстлана и окроплена с неба дорога... кому на катафалк, кому на кресло-каталку.
И задорно-зло вспомнилась Кириллу, вроде бы, некстати фраза об Отце Небесном: "...Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных". И ещё бы добавить: "на тех, кто Им уже приговорён, и на тех, кому Он пока милостиво дозволил ещё сколько-то пожить... некоторым, например - без ног..." Другу Ромки 12-летнему Данилу полностью оторвало ступню и половину голени.
Авария, как акула, особенно любит откусывать конечности.
А что с Ромкой?.. С Ромкой-то что!? В реанимации. Тяжелейшие открытые переломы ног. Сделали операцию. Никого к нему пока не пускают. Но лежит он вроде бы в соседней, детской больнице - всего через квартал отсюда.
А Марина, его мама - буквально в соседней от Кирилла палате. Тоже - левая голень пополам. Зубы выбиты, рёбра сломаны.
А уж самая странная судьба - у тех, кто спал: уснули здоровыми, ничего не видели, во сне потеряли сознание... "очнулись - гипс!". Первое время, как признавались, реальность трудно было отличить от кошмара. "Надо бы хорошенько проснуться: второй раз уже по-настоящему!" - говорил сосед Борис.
Слава Богу, баки при авариях взрываются почти исключительно в голливудских фильмах, так что в реальности всё обошлось без взрыва. Но даже и без него травмы были страшные.
Самые тяжёлые - у двух женщин: одна от черепно-мозговой травмы впала в кому, у другой от перелома позвоночника отнялась нижняя часть тела. Кажется, это была та самая, которая говорила с Натальей Сергеевной о будущих путешествиях...
Кирилл, как это ни странно, отделался только сотрясением мозга и сильными ушибами - переломов не было. "Даже стыдно перед остальными!" - невесело усмехнулся он про себя в промежутках между приступами тошноты. Вот есть вестибулярный аппарат в голове - от его травмы мир начинает качаться и валиться куда-то. А есть, оказывается, вестибулярный аппарат Веры - и от его травмы внутренний мир начинает качаться и валиться куда-то. "Меня и от удара тошнит... меня и от Бога вашего тошнит..."
Что-то я такое узнал в лавре - но дорога из меня это знание поспешила выбить. Что-то уже совсем начало склеиваться - и сломалось в самый последний момент. Да, это как у БГ:
Ехали мы, ехали, с горки на горку -
да потеряли ось от колеса!
Вышли мы вприсядку, мундиры в оборку -
солдатики любви, синие глаза...
Как взяли-повели нас дорогами странными,
вели да привели, как я погляжу:
сидит птица бледная, с глазами окаянными...
Что же, спой мне, птица - может, я попляшу!
Все мы чётко знаем внутри себя, что с нами никогда ничего не случится. Есть в нас такое чувство, как невозможность беды - видимо, атавизм пребывания Адама в раю. Катастрофы в нашей жизни так же невозможны, как война на Украине. Этой истины, разумеется, нет в катехизисе, но в подсознании она записана настолько глубоко, что, когда она рушится, у многих, как в домино, сыплется... Символ Веры.
Как же Он нас обманул!? Нарушил контракт?.. Мы прекрасно знаем, что никакого контракта не было и не могло быть. Но где-то же в подсознании у нас это сидит - что Он что-то нарушил. Что-то очень-очень важное для нас. Жизненно важное. И такого вероломства мы не ждали.
А может, это, наоборот, мы, не заметив, что-то нарушили? Точнее, предпочли не заметить. Что-то очень-очень важное для нас... Обращаясь к Нему, мы, как в зеркале, видим себя? И "Его вероломство" - это наше вероломство. По отношению к самим себе, в первую очередь.
Но нас это почему-то совсем не утешает!
Плоть-то на нас болит. Много чего в жизни человек не понимает, "но плоть его на нём болит, и душа его в нём страдает"(2).
- Нас немножко провернули через мясорубку и расфасовали по палатам, - спокойным голосом рассказывал кому-то по телефону сосед Борис. - Да, сейчас приживаемся на новом месте. Уже завтрак был...
На следующий же день, только почувствовав, что, вроде бы, уже может ходить, Кирилл "смылся" сразу после утреннего обхода и пошёл бродить по палатам - навещать "всех наших" (вообще-то ещё несколько суток, как минимум, ему категорически запретили вставать!). Не сразу, но нашёл Марину. Та очень обрадовалась - улыбнулась... неузнаваемо-беззубым ртом:
- Вот ведь! Жизнь сначала показала нам красоту, а потом уж нас самих... очень разукрасила!.. Ну, ладно, чего уж там роптать. Как говорится, до свадьбы заживёт! Правда, новая свадьба кому как, а лично мне уже не грозит... но поговорка всё равно хорошая. Вот, может... к ромкиной свадьбе у меня всё заживёт.