Ж1. На хуй и Радова…
Ж3. Ну уж нет. Его-то как раз не на хуй!
М1. На хуй!
М2. На хуй!
Ж3. Ебаное большинство. Я – преступная мать... Ширните меня...
М1. Как?
Ж3. Хорошо
М2. Точно хорошо?
Ж3. Я – преступная дочь... Ебите меня... Я – преступница... Ну, ебите меня... Я – преступница, меня надо ебать!.. Или хотите, я у вас отсосу?.. Я никогда не сосала... Но, если надо... Я преступница, я буду стараться!..
М1. Попозже...
Ж3. Вы мной брезгуете? Да? Да, вы брезгуете! Я ведь преступница! Преступница! Я сама собой брезгую! Вы не понимаете! Вы – нормальные люди, а я – наркоманка и преступница! Я преступница... Вы не будете меня ебать, вы брезгуете!..
М2. А с чего ты это взяла, что ты преступница?
Ж3. Я – преступная дочь. Моя мама знает, что я наркоманка. Она страдает... Я – преступная жена. Два месяца назад я ушла от своего мужа. Три дня назад я к нему вернулась. А вчера я от него опять ушла. Я – преступная мать! Я бросила свою дочку, и теперь она у мамы. Я ее люблю...
Ж1. На хуй Ширянова!
М2. Ну, ладно…
М1. Я родился в тысяча девятьсот четырнадцатом, в солидном трехэтажном кирпичном особняке, в одном из самых крупных городов Среднего Запада. Семья жила в полном достатке. Отец владел предприятием, которое занималось поставками пиломатериалов. Прямо перед домом – лужайка, на заднем дворе – сад, садок для рыб и, окружавший все это хозяйство высокий деревянный забор. Помню фонарщика, зажигавшего газовые уличные фонари, здоровый, черный, блестящий Линкольн и поездки в парк по субботам – всю эту бутафорию безопасного, благополучного образа жизни, ушедшего теперь навсегда. Я мог бы рассказать еще о старом немецком докторе, жившем в соседнем доме, о крысах, шнырявших на заднем дворике, тетиной газонокосилке и о моей ручной жабе, обитавшей рядом с садком, но не хотелось бы опускаться до шаблонов, без которых не обходится ни одна автобиография.
По правде говоря, мои ранние детские воспоминания окрашены страхом ночных кошмаров. Я боялся остаться один, боялся темноты, боялся идти спать – и все это из-за видений, в которых сверхъестественный ужас всегда граничил с реальностью. Я боялся, что в один прекрасный день мой сон не кончится, даже когда я проснусь. Я вспоминал подслушанный мной рассказ прислуги об опиуме – о том, какие сладкие, блаженные сны видит курильщик опиума и говорил себе: «Вот когда вырасту, то обязательно буду курить опиум».
В детстве я был подвержен галлюцинациям. Однажды ранним утром я увидел маленьких человечков, играющих в игрушечном домике, который я собрал. Страха я не испытал, только какое-то спокойствие и изумление. Следующая навязчивая галлюцинация или кошмар, преследовавшая меня неотступно в возрасте четырех-пяти лет, была связана с «животными в стене», она начиналась в бредовом состоянии от странного, не поддающегося диагнозу, нервного возбуждения.
Я посещал начальную школу с будущими примерными гражданами – адвокатами, докторами, бизнесменами этого крупного городского захолустья на Среднем Западе. В общении с другими детьми был робок и ужасно боялся физического насилия. Одна агрессивная маленькая лесбиянка дергала меня за волосы всякий раз, когда замечала. Так бы и вмазал ей сейчас по роже, но, к сожалению, опоздал – давным-давно она свалилась с лошади и сломала себе шею.
М2. На хуй Берроуза!
Ж3. А его-то за что?
Ж2. (язвительно) За жопу, и на хуй!
М1. Некрофилка.
М2. Лапин!
М1. Да, Борис Григорьевич?
М2. А зайди-ка ко мне. Читал последние «Аргументы»?
М1. Не, я не выписываю.М2. Зря, отличная газета. Яне понимаю,на что только коммунисты надеются?Пятьдесят миллионовчеловекзагубили,и сейчасеще что-то бормочут. Все же всем ясно.
М1. Ага.
М2. Или вот, в Америке около тысячи женщин беременны от инопланетян. У нас тоже таких полно, но их КГБ где-то прячет.Странный ты парень, Саня, Глядишь бирюком, ни скем из отдела не дружишь. Ведь ты знаешь,люди вокруг,немебель. А ты вчера Люсю напугал даже. Онасегодня мнеговорит: «Знаете, БорисГригорич, как хотите, а мне с ним в лифте одной страшно ездить.»
М1. Я с ней в лифте ни разу не ездил.
М2. Так поэтому и боится, А ты съезди, за пизду ее схвати, посмейся. Ты Дейла Карнеги читал?Ж3. На хуй Пелевина!
Ж1. А кого тогда не «на хуй»?
Ж3. Всех на хуй! Всех!
Ж1. Бля… Ну когда же он придет? Когда?
М1. Скоро.
М2. Ну, когда будет это твое «скоро»?
М1. Скоро.
Ж2. Нет, я не понимаю. Зачем вы меня сюда зазвали?
Ж1. Трескаться.
Ж2. А по-моему – ждать.
М1. Коль нет винтовара – приходится его ждать.
Ж2. И сколько?
М2. Сколько надо.