Широко улыбнувшись идиоту, отпустив его и закрыв за собой дверь, я огляделся. Комната была обставлена довольно скромно, однако недостатка в жизненно необходимых вещах не было. В любом случае, это показалось мне лучше, чем подвал из известкового туфа – то жилище в Риме, где нам приходилось ютиться последние два года и где мы с тяжелым сердцем оставили своих девочек. Я перевел взгляд на Клоридию.
Я ожидал жалоб, упреков и сомнений в обещании аббата Мелани: оказаться у монахинь было для нее самым страшным, это мне было известно. Невесты Христовы – единственные женщины, которых не переносила моя благоверная.
Но с ее губ не слетело ни слова. Лежа на постели и крепко прижимая к себе кашляющего во сне ребенка, Клоридия с удивлением оглядывалась по сторонам, и взгляд у нее был как у человека, который вот-вот готов провалиться в мрачное полузабытье от сильного истощения.
Я вздрогнул, когда ребенка сотряс самый сильный приступ кашля из тех, что с ним были. Похоже, его состояние ухудшилось. Через некоторое время в дверь постучали.
– Козий жир и муку двузернянки смешать с каплей полынного масла и растереть грудь. А головку положить на эту подушку из спельты.
С этими словами, произнесенными на безупречном итальянском, в наше обиталище вошла молодая монахиня с вежливыми, но решительными манерами.
– Я Камилла, хормейстер монастыря августинок, – представилась она и тут же, не спросив у Клоридии разрешения, устроила головку мальчика на подушке и, расстегнув на его груди рубашечку, принялась втирать мазь.
– Хор… мейстер? – запнулся я, опускаясь на колени, чтобы поцеловать ее одежду и поблагодарить за оказанное гостеприимство.
– Да, я руковожу хором, – приветливо подтвердила она.
– Я удивлен тем, что слышу здесь, в Вене, столь безупречный итальянский, почтенная матушка.
– Я римлянка, как и вы; из Трастевере, если быть более точной. Мое мирское имя – Камилла де Росси. И не называйте меня матушкой: я всего лишь послушница.
Клоридия не встала с постели. Я видел, что она краем глаза рассматривает нашу гостью.
– Две недели ему не нужно есть ничего, кроме жидкого супа, – закончила хормейстер, наклоняясь над ребенком и пристально разглядывая его.
– Я так и знала. Как всегда, великодушны…
Внезапное резкое замечание Клоридии заставило меня покраснеть от стыда; я уже начал опасаться, что нас немедленно прогонят, но жертва отреагировала на слова моей супруги смехом.
– Вижу, вы хорошо знаете нас, – ответила она, ни капельки не обидевшись, – но я заверяю вас, что общеизвестная скупость моих сестер тут ни при чем. Суп из двузернянки с размолотыми сливовыми косточками излечит любую болезнь легких.
– Вы тоже лечите двузернянкой, – немного помолчав, бесцветным голосом заметила Клоридия, – как и моя мать.
– Так, как завещала нам в давние времена сестра наша Хильдегарда, аббатиса фон Бинген, – с обворожительной улыбкой уточнила Камилла. – Но я искренне рада, что ваша матушка тоже ценила двузернянку; может быть, однажды вы мне о ней расскажете, если, конечно, захотите?
Клоридия враждебно молчала.
Эта Камилла де Росси воистину мила, подумал я, невзирая на недоверие своей жены. Она была одета в белое платье, рукава которого были обшиты тонким белоснежным индийским льном, капюшон из такой же материи, а позади – накидка из черного крепона.
Лицо, там, где оно не было скрыто от нас капюшоном и накидкой, пожалуй, нельзя было отнести ни к одной из двух категорий, обычно присущих молодым сестрам (или послушницам, разницы тут, пожалуй, не было никакой): у Камиллы не было ни водянистых глупых глаз в обрамлении жирных, лоснящихся от сала щек, не было у нее и жестоких, злобных глаз, спрятанных на желтоватом худощавом лице. Она была здоровой прелестной девушкой, ее большие темные глаза в сочетании с гордым и бархатным взглядом и подвижными губами напоминали мне черты лица, которые были у моей супруги всего лишь несколько лет назад.
В дверь снова постучали.
– Это принесли ваш обед, – объявила хормейстер, открывая дверь двум служанкам с подносами.
Удивительно, но обед был тоже приготовлен на основе двузернянки: лепешки из двузернянки и каштанов, компот из яблок и двузернянки, пудинг из зерен спельты и фенхеля.