— Всё это, конечно, теоретически, но почему бы и нет? Если это поможет нашему королевству и укрепит твои позиции… Да и мне рано или поздно придётся вступить в брак, — она вдохнула и потёрла виски, — и по возможности жених должен принести нам максимум пользы. Ведь теперь я десница, на мне ответственность не меньше чем на принцессе… и тебе нужны верные сторонники. Граф Дракаер — неплохой вариант.
— Нет, — веско припечатал король. Люц с удивлением подняла на него глаза. — Я не позволю. Решила сбежать с тонущего корабля? Спрятаться в графстве? Повесила на меня ответственность за всё королевство и решила сделать ноги? Ха! Не выйдет! — он жестоко усмехнулся и прижался к ней вплотную. Люц оперлась о стол и прогнулась назад, чтоб выиграть себе хоть немного свободы.
У неё перехватило дыхание. А Далеон, не мигая глядя ей в очи, понизил голос и едко продолжил:
— Если ты выйдешь за этого недо-орка, я обвиню тебя в измене родине, Люц, — когти нырнули в кудри и властно сжали у корней. Внутри Далеона словно натянулась пружина, а вниз живота побежало жидкое пламя. — И посажу за решётку. На цепь. Ты никогда не покинешь ни меня, ни замок. Уяснила?
— Нет! — цыкнула она и толкнула его в грудь, король даже не дернулся, не моргнул, впился в неё глазами, как кинжалами. — Псих! Какое право ты имеешь так со мной обращаться?
— Какое право? — переспросил ошалело. Оскалился. — КАКОЕ ПРАВО?!
Он схватил её за затылок и швырнул на ковёр. Люц охнула и оглянулась в полнейшем шоке. Далеон напрыгнул на неё сзади, сцапал за плечи и придавил к полу всем весом. Фарси закричала, а он сдёрнул с неё часть дублета, оголяя белую и нежную линию шеи, на которой судорожно билась жилка. Король припал к ней губами, зубами.
— Прекрати! — вскрикнула десница, но он был глух к её мольбам и бесплодным попыткам вырваться.
Жадные руки пустились в путешествие по гибкому телу. Сжали через майку грудь, прошлись по ребрам, талии, бедрам и нырнули между. Слетела застёжка ремня, Люц хрипнула в изумлении и ужасе и забилась в его объятьях с большим остервенением.
— Пусти! Пусти!
— Ты моя, — рвался из горла невнятный рык. Далеон чувствовал себя обезумившим зверем в гоне. Ему хотелось толи овладеть строптивой девчонкой, до пожара, до судороги в чреслах, толи загрызть, чтоб больше никогда не испытывать тех гадких, чёрных, ядовитых чувств, что она воспламеняет в нём. Он никогда не ревновал… до её появления. — Моя. И всегда моей была. Игрушкой, не игрушкой. Кто бы что не говорил, МОЯ! — под девичий визг он своровал с неё дублет и прижался губами к уху, голос упал до вкрадчивого шёпота: — И я буду решать, что делать с тобой. Захочу — запру. Захочу — посажу на цепь. Захочу — причиню боль.
Когти пропороли штаны на её бедре, задевая кожу, оставляя царапины.
— Ты никогда от меня не уйдёшь. Даже после смерти.
— Хватит, — глухо отозвалась Люция, уткнувшись лбом в ковёр. Она больше не противилась. Всё её тело била мелкая дрожь, пальцы сжимали синий ворс.
— Смирилась? — выгнул бровь король, приподнял её за бёдра, притянул к себе и вклинил колено между ног. Покрыл затылок и острые лопатки жалящими поцелуями, огладил плечи, грудь.
Его распирало от удовольствия.
— Так бы сразу. Не зли меня, и я буду нежен, — проурчал он, жадно вдыхая запах её волос. — Кстати, — смешок. — Возьмёт ли твой орк в жены «порченную» невесту?
Люция резко крутанулась под ним и приставила к горлу мизерикорд. Дыхание перехватило.
— Я сказала — хватит, — процедила она. В глазах стояли злые слёзы, милое лицо исказилось от ненависти и презрения. — Или я прикончу тебя также как твоего брата. Убери от меня лапы и уясни одно… — она начала подниматься, лезвие всё крепче прижималось к кадыку заворожённого Далеона. — Это ты моя «игрушка», а не я твоя.
Она толкнула его ногой в плечо и, подняв дублет с пола, вышла, громко хлопнул дверью.
В тот же день Люция собрала вещи и переехала из гостиной Далеона в покои в конце коридора, а он, желая заглушить сердечную боль и забыть уже о жестокой девчонке, начал напиваться и водить в свою спальню «фавориток», в тайне надеясь, что десница взревнует.
Далеон очнулся от толчка и удара затылком об промёрзшие доски внезапно замершей телеги.
— Всё, — объявил Брут с облучка. — Приехали.
Мглистая ночь окружала их. Бледный лунный свет серебрился на сугробах, скользил по колее в накатанной дороге, по резким срубам деревянных домов, что в темноте казались чёрными и колючими, как гротескные чудовища.
Король ещё не совсем отошёл от сна и едва ли понимал, что происходит, где он и почему они заехали в… деревню? Село? Разве им не нужно скрываться? Или это конечный пункт их путешествия?
Вопросы роились в мыслях и жужжали, как пчёлы, так что разболелась голова. Плюс ко всему не самый приятный сон-воспоминание (похоже, его организм начал вырабатывать иммунитет к алхимической снотворной пыльце) и общее так себе состояние. Всё же сон на жёстких холодных досках, при тряске по кочкам здоровее не сделает даже террина.
— Проснулся? — заметил Брут, заглянув к пленнику. — Это хорошо. Даже отлично! Сам пойдёшь, а мы вызовем меньше подозрений.
Он, насвистывая, полез под лавку, невозмутимо вытащил тюк с вещами и достал из него тёмный плащ. И пока Далеон пытался перемогаться и осознать его слова, оделся и накинул на лоб морок, за которым исчезли рога.
— Что происходит? Какие подозрения? Где мы? — наконец вырвались из короля вопросы.
Брут тяжело вздохнул и принялся отстёгивать цепь Далеона от крюка.
— Мы в деревенской глуши, возле таверны. Кое-кому… не будем показывать пальцем, — полукровка недобро покосился на сильфиду, которая юркой радостной козочкой вбежала по расчищенной дорожке в конюшню, из-за двери которой лился тёплый свет. — …Приспичило помыться и переночевать в мягкой тёплой постельке. В лесу ей, видели те, холодно, сыро и ветки в жо… в поясницу колют. Ах да! И кони воняют!
Далеон всплеснул руками и глубокомысленно изрек:
— Женщины!
— Вынужден согласиться, — хмыкнул Брут и подёргал его за цепь, намекая, что пора спускаться с телеги на землю и догонять «женщину».
— Ну, хоть поедим нормально, горяченького, — мыслил позитивно юноша, спрыгивая в снег. Хотя его положение едва ли располагало к «позитиву».
Но Далеон не отчаивался. Никогда.
Даже когда от волнения забыл свою речь для собрания.
— Я бы не сильно обольщался, — усмехнулся Брут, сокращая и утолщая цепь между кандалов пленника. — Изысканных блюд, как в вашем замке, здесь не подают.
— Я не привередлив, — поднял глаза венценосный.
— Зато очень хитер, — без улыбки парировал Брут. Нахмурил брови и крепко, до боли, впился пальцами в его запястья. Король наморщил нос. — Предупреждаю сразу — бежать и звать на помощь бесполезно. Ты сделаешь только хуже, в первую очередь — себе. Наверняка, лэр не бывал в таких местах, — вдруг понизил полукровка голос и оглянулся по сторонам, на заднем дворе таверны было безлюдно, где-то через дорогу хлопнули ставни, из конюшни донеслись приближающиеся шаги. Брут затараторил почти шёпотом: — Но я-то много путешествовал и знаю, наслышан, что народ на окраинах совсем тёмный, и терринов они не жалуют. Так что здесь лучше не светить своим происхождением.
Он бесцеремонно схватил капюшон плаща Далеона и натянул до бровей, пряча рога.
— Мой тебе совет, дружочек, — сказал, смело глядя в сверкающие злостью синие очи со змеиным зрачком. — Не снимай эту штуку, ни в коем случае. Руки тоже прячь в рукавах и головы лишний раз не понимай.
— Ты мог бы снять кандалы, а я — наложить морок, — нагло усмехнулся Далеон. — И не было б проблем.
Брут закатил глаза и помотал головой. Король хмыкнул:
— Попытаться стоило.
Полукровка проворчал что-то на гномьем, подтолкнул пленника в спину, и они зашагали на встречу, вышедшему из амбара конюху.
***
В таверне жара стояла, как в бане: так щедро хозяин протапливал дом. Или же просто Далеон промёрз до костей за двое (или уже трое?) суток пути по заснеженным просторам родного королевства?