Конечно, не каждый темноволосый и синеглазый homo[1] и не homo на планете — фарси, но такой внешний вид — повод задуматься.
Люция тоже фарси — прямо она не сказал, но намёка хватило.
«…Ты — такой же, как я», — сказала она ему, прежде чем выкинуть смертельный номер с его «химеризацией».
С большей вероятностью всё должно было кончиться плохо, но Далеон выжил, принял силу отца и даже не сошёл с ума, как бывший десница Императора — Нестор Беркули. Дело в том, что он фарси? Или есть что-то ещё?
Но главное — почему Люц была так уверена, что всё получится?
Эта девчонка — одна сплошная загадка.
И Далеон в разговоре с Бернаром о фарси хотел узнать не только о своих далёких предках по матери, но и, возможно, чуть лучше понять девушку, чьи цели и причины поступков по сей день для него — тайна.
— Ты совсем ничего не можешь рассказать? — огорчение в голосе не удалось скрыть.
Наставник смерил его долгим взглядом и усмехнулся.
— Почему же? Могу. Одну сказку. Ведь детишкам положена сказка на ночь.
Далеон насупил брови, но возмущаться не стал, весь обратился в слух, и Бернар не заставил долго ждать. Вздохнул и невидяще уставился в дверной проём, за которым бушевала метель.
— Это легенда об их сотворении. О Прародителе Фэе, что создал их по своему подобию…
[1] Человек. От лат. Homo sapiens — человек разумный.
Фарси верят, что их сотворил Дух Времени и Пространства — Фэй. Он первым ступил на Терру, он оживил планету для своих братьев и сестёр — других Первородных Духов — и последним покинул мир.
Фэй не любил играть в Творца, как его «товарищи», не переносил склоки и был равнодушен к мирской суете. Он удалился в глухой лес, в самые непролазные горы, поселился в пещере и погрузился в вечный сон, в котором созерцал другие миры, их рождение, ход жизни, развитие, пик, упадок и смерть. Так путешествовал он своим сознанием по мирам. Так тянулись месяцы, годы, века, тысячелетия. И однажды Фэй проснулся, ощутив, как последний из его сородичей растворился в планете.
Он остался один и сперва не мог в это поверить:
«Как? Сколько лет прошло?».
Духи бессмертны. Даже когда от усталости решают заверишь свой жизненный цикл и исчезнуть в пространстве, они не умирают. Просто энергия — то из чего они состоят: чистая энергия, сила, магия, назови, как хочешь — принимает другую форму. А затем, со временем перерождается снова, в новом обличии, на другой земле или этой, как захочется.
И вот, Фэй почувствовал, что кроме него из Духов на Терре не осталось никого. Ушли. И ему больше ни к чему задерживаться — мир получил толчок к развитию, механизм запущен. Но… что за странность? Крупные частицы силы его сородичей застряли внутри телесных оболочек. Множества оболочек по всей планете.
Так он узнал, что братья и сёстры, желая оставить свой след, дали потомство с людьми, а новый вид назвали — террины.
Фэй вышел из пещеры с острым ощущением, недоумения и сосущей тоски. Он, Дух Времени, пропустил нечто важное.
Мир изменился за годы его отсутствия, много занятного появилось в нём: люди, террины, классы, дома, быт, обычаи. Нечто похожее он мог наблюдать в других мирах, но они всегда разные, если не полностью, то в каких-то деталях точно.
И Фэй не думал, что у его братьев и сестёр получиться создать нечто уникальное, чего он не видел прежде в своём долгом сне. И ему тоже захотелось перед уходом оставить на планете частичку себя.
По лесному тракту Фэй вышел в первое попавшееся поселение. Это была людская деревня. Но вот незадача — Дух выглядел как подросток, почти ребёнок.
Он повелитель времени, любимое дитя Вселенной, и время не властно над ним. Он уже родился таким, а поменяться мог, увы, только после перерождения, а до того момента могли минуть тысячелетия, и Терра к его возвращению успела бы погибнуть.
А ему хотелось оставить потомство в ближайшее время.
И на глаза ему попалась одна молодая женщина. Суетливая, шумная, неуклюжая и не самая красивая в деревне. Фэй не испытывал к ней страсти (единственной его страстью было наблюдение, а толчком к действию — любопытство), скорее несса его раздражала.
Ей не везло с мужчинами.
Родители выдали замуж за нелюбимого — старика с добротной избой, небольшим животным хозяйством и скверным нравом. Любовники — смазливые залётные молодчики — постоянно обманывали: то обещали увезти с собой на вольные хлеба и подарить терем в алмазах, то сбежать вместе, поселиться в торговом городе и показать океан.
Всё это с жаркими заверениями в любви с первого взгляда и романтической ночью на сеновале али в конюшне. В этих местах поутру и находил старый ревнивый муженёк неверную жёнку, да гнал в шею горе-любовника. Затем загонял изменщицу в избу, как драную козу, и колотил ремнём и кулаком.
Она потом вся синяя ходила неделю-две, до приезда нового торгового каравана и нового молодчика, в которого по уши влюблялась.
Не училась, дурёха, на своих ошибках и от мужа не решалась уйти, да и куда? И с каждым разом ей прилетало от ревнивца всё сильнее. Фэй видел в будущем её смерть, такую же несчастную и глупую, как её жизнь.
Он не выдержал. Ему было противно. Всё нутро его восставало против насильственных смертей.
Одним осеним вечером он появился перед ней. Она как раз закончила чистить лошадей и собиралась вернуться в дом, ступила на крыльцо, и Дух вышел из тени деревьев. Странное существо, не человек и не зверь, похож на террина — и всё равно другой. Ребёнок с глазами древнего старца и цепким пытливым взором.
Женщина, какой бы глупой не была, сразу поняла, что перед ней не просто дворовый мальчик. От него разило незримой силой, пробирающей до самого нутра, и несса оцепенела от ужаса.
«Я дарую тебе способность, — ровно заговорил Фэй. — Во сне ты будешь видеть своё будущее — чтобы избежать боли и смерти; и своё прошлое — чтобы не повторять былых ошибок. Твои дети унаследуют твой дар, и дети их детей — тоже. И так будет всегда и во веки веков, пока в их венах течет хоть капля твоей крови».
«А что взамен?» — с дрожью в голосе вымолвила она, заворожённо глядя в синие зеницы.
Дух усмехнулся тонкими губами. Ветер раздул за спиной его длинные чёрные волосы.
«Когда я вернусь и явлюсь твоим потомкам, они должны будут вернуть мне мою силу».
Он оторвался от земли и коснулся губами её лба, чтобы вместе с даром высечь в душе нессы свои слова. Чтобы она не забыла передать их детям, а те — уже своим, и так до бесконечности.
— Так вот почему гены фарси всегда побеждают! — воскликнул Далеон, когда Бернар замолчал. — Их дар завязан на душе, он не слабеет от поколения к поколению. А вот сила других Прародителей постоянно «разбавляется», ведь она в крови и плоти. Хотя… Это же легенда. Истина может сильно отличаться.
— Не знаю, насколько история правдива… — кивнул кузнец, и лицо его омрачилось.
— Но?.. — уловил юноша.
Бернар крепко стиснул челюсти и сжал могучие кулаки.
— Однажды в наш лагерь явился некто похожий на Фэя. Вернее, все фарси восприняли его так. Словно ждали, знали — придёт. А после… убили себя. Они не задавали ему вопросов, ничего не говорили, просто собрались в центре бивака и сделали это. Подобное произошло со всеми фарси на Терре.
Кровь отхлынула от лица. Далеон лизнул пересохшие губы и судорожно сглотнул.
— З-зачем? — сипло спросил он.
Бернар пожал печами.
— Возможно, именно так и возвращается к нему сила. «Сосуд» должен умереть.
«Не связано ли это с самоубийством матушки? — с грохочущим сердцем подумал Далеон. — Могло ли ей прийти видение, о своём будущем или будущем клана?».
Получается, она стала первой жертвой. Первым звеном в порочной цепи последующих трагедий. Но почему?
Почему именно Кассандра Террамор?
— Остальные — смертные и полукровки из клана — разъехались ещё накануне, — со вздохом продолжил кузнец. — Староста отправила их по разным поручениям. Теперь я понимаю, что это был лишь предлог.