- Кто это "все"? Никого я знаю. Я - это я, Бинер Уил-кинз, Одинокий Волк. И я не связан ни с какими кликами, клаками и кагалами.
Все напрасно. Меня несут к лифту. На мои крики высовы-ваются штатные сотрудники, которые толпятся у дверей сво-их комнат, наблюдая мое унижение.
- Эмилио! - кричу я. - Эмилио Кучилло! - Я выхватываю взглядом лоснящееся лицо своего молодого редактора. - Эми-лио, это я, Бинер!
Видно, что он колеблется, но не делает попытки сдержать Громил из Охраны. Я пытаюсь вырваться.
- Ну ладно, хватит, - говорит один из охранников. - На-деньте на него наручники.
Браслеты защелкиваются на запястьях моих рук.
- БРРР! Пластик! Снимите, снимите, снимите их с меня!
Тут каким-то образом Эмилио оказывается рядом со мной:
- Все в порядке, ребята, вышло недоразумение. Этому пар-ню назначена встреча. Сейчас я им займусь.
Толстокожие громадины неуверенно подчиняются. Меня от-пускают под опеку Эмилио. Собрав все свое достоинство, я при-вожу в порядок повязку на голове и распутываю длинную бахрому своей кожаной куртки. Затем следую за Эмилио в его кабинет.
Мы садимся, и Эмилио, подавшись вперед и положив руки на стол, несколько минут внимательно смотрит на меня. На-конец он прерывает молчание.
- Это действительно вы. Я вижу сходство с тем старым снимком, который мы помещаем над вашей колонкой. Ну, вы знаете, групповая фотография из Вудстока, где вы испачка-ны в грязи. Бинер Уилкинз.... Не могу поверить. Знаете, иногда мы задумывались: вдруг вас уже нет среди живых и ваши колонки печатает компьютер?
- Я явно не мертв, дружище. Просто я дорожу своим уединением. Кроме того, ваш современный мир явно не распо-лагает к общению. Но послушайте. Что заставило Вас вме-шаться и спасти меня?
- Ну, во-первых, скажу я вам, у нас минимум раз в месяц появляется какой-нибудь псих, утверждающии что он и есть Бинер Уилкинз. Знаете, вокруг вас сложилось целая легенда. Она влечет к себе неудовлетворенных жизнью субьектов, по-коление за поколением. Так что поначалу, знаете ли, я не испытывал к вам ни малейшего сочувствия. Но этот эпизод с наручниками заставил меня насторожиться. Я вспомнил, что настоящий Бинер ненавидел... то есть ненавидит - пластик.
Теперь я немного расслабляюсь и расщедриваюсь на похвалу.
- Вы очень проницательны, Эмилио. Я рад, что у вас такая точная память, так как меня не очень радовала перспек-тива вместо вас сейчас
приветствовать мостовую.
- Ваша ненависть к пластику никогда не выходила у меня из головы. Мне казалось чудным, что тот, вся жизнь которо-го вращалась вокруг старых записей, настолько терпеть не может пластик. Какое-то противоречие....
- Я не ем пластинки и не надеваю их на себя, поэтому то, что они из пластика, меня не беспокоит. Тем не менее, меня коробит от еды, упакованной в материалы, производные от углеводородов, или от одежды, сшитой из них.
Эмилио откидывается в кресле.
- Так что вас привело сюда, Бинер?
Не успеваю я ответить, как меня внезапно охватывает жгу-чая жажда, как в центре Сахары. События этого дня иссуши-ли мое горло.
- Эмилио, у вас есть чего-нибудь выпить? - спрашиваю я.
Эмилио ударяет по клавише внутренней связи:
- Миз Орсон, принесите нам две коки, пожалуйста....
- Ну да, - возражаю я, - это в пластиковых-то банках?
- Ну, конечно... А-а, понимаю. Я отменяю мое распоряже-ние, Миз Орсон. Тогда, Бинер, я не знаю, что и делать...
Глаза мои, блуждавшие все это время по кабинету, радостно останавливаются на витрине, в которой находятся кожаная кур-тка, расческа, обгоревший корпус гитары... и жестяная банка с напитком "Ю-ХУ". Не спросив разрешения, я иду к витрине, запускаю туда руку - и в следующую секунду вскрываю банку.
У Эмилио вырывается вопль.
- Успокойтесь, приятель, - советую я. - В чем дело?
- Это банка! .. Знаете, кто касался ее в последний раз?
- Нет...
- Джон Леннон, всего за несколько минут перед тем, как его застрелили!
- Ой...- Я заглядываю внутрь витрины, и действительно - перед каждым предметом - маленькая табличка: куртка Лу Рида , гита-ра Хендрикса, расческа Элвиса, банка "Ю-ХУ", принадле-жавшая Леннону... Ну вот... Sic transit Gloria... ("Так проходит слава..." (лат.) прим. ред.) и все такое...
Вернувшись на свое место, я посвящаю Эмилио в суть своих Поисков. Он кивает, вытирая с глаз слезы. По окон-чании рассказа он уже почти в норме.
- Ну и задали же вы себе работенку, Бинер, - примири-тельно замечает он. - Эти старые пластинки никому больше не нужны, и поэтому их практически никто не продает. Един-ственное, что вы можете попробовать сделать, - это поискать в том магазинчике, что в Виллидже...
Вот дырявая голова! Конечно же! Виллидж! Ведь это и есть родина "Loving Spoonful", духовное пристанище всех не-устроенных и мятущихся душ, каждого битника, хиппи и панка на планете! Наверняка там, в каком-нибудь магазинчике подержанных пластинок, - а там их не счесть, - я найду свой любимый альбом.
- Но, мне кажется, у вас несколько смещенный в прошлое взгляд на мир...
- Не надо! Я в курсе!
- Да, возможно... В курсе чего?
Я пропускаю мимо ушей сарказм Эмилио, и порываюсь скорее исчезнуть.
- Эмилио, чрезвычайно хитово было с вами познакомить-ся, но теперь мне пора двигать. Надеюсь, мои колонки вас удовлетворяют?..
- Да, все в порядке. Они привлекают читателей Вашего поколения, которое представляет важный сигмент рынка, а другим дают пищу для улыбки. Не
могли бы вы быть чуть снисходительнее к современной музыке? Вы же ничего не хвалили со времени выхода совместного альбома Мадонны и "Grateful Dead" незадолго до того, как у певицы родилась дочь да и с тех пор минуло лет шесть!
- Я и дальше буду называть вещи своими именами, Эми-лио. Пусть музыканты пишут хорошую музыку, тогда я ее похвалю. Но я не буду превозносить однотипную, шаблонную чепуху.
Эмилио, скорчив горестную гримассу, пожимает плечами и встает, чтобы проводить меня.
- Вы все так же бескомпромиссны! И я обязуюсь прини-мать вашу телеметрию с минимальным количеством помех. Держитесь, дружище, наш носитель славных традиций. Как вы там говорили на прощанье? НЕ сбивайся с дорожки!