– Я много занимался так называемой генетикой растений и как-то не распространял науку о наследственности на человека, тем более на себя. Нам кажется, что наши дети, попав в ситуации, в которых мы теряемся, такие же беспомощные, как и мы. Но мы часто ошибаемся, потому что дети лучше усваивают не то, чему их учат родители, а то, чему учит окружающая среда, то есть они быстрее взрослых приспосабливаются к стремительным переменам. Посмотри, как изменился послевоенный Крым, еще недавно обезображенный руинами! Помнишь, когда мы только познакомились, на симферопольских улицах можно было увидеть немало повозок, запряженных лошадьми, а сегодня по главным магистралям мчатся скоростные трамваи и автомобили, над городом проносятся реактивные самолеты, и маленькие граждане вырастают среди этого транспорта и принимают его как должное. Но они не просто воспринимают, они впитывают в себя и отражают в своем поведении компоненты из этого нового, которое только мерещилось нам! Прежде всего, они не боятся скоростей, всполохов электрической дуги, взрывов, резких звуков, звонков и прочее. Современные фильмы о войне приучили их к грохоту орудий, а героизм бойцов внушает не бояться не только врагов, но и смерти. Я думаю, мой сын каким-то образом прошел со мной войну. Например, бросаясь из боя в бой, я случайно выжил в первом, потом кое-какой опыт из него помог мне остаться в живых во втором бою, потом я уловил, что важнее всего в этой войне скорость и быстрота реакции, в идеальном случае сравнимая со скоростью полета пули. Постепенно я привык к боям, как привыкаешь к бурной волне, хотя каждый раз, поднимаясь в атаку, испытывал новый страх, потому что только в бою понимаешь, что помимо опыта, сноровки и всего прочего, на первом месте стоит твоя судьба, и нигде она не решается так ясно и так быстро, как там… – Ты говоришь о каких-то абстрактных вещах! – возразила Верка. – Ну, при чем здесь военные кинофильмы, воспитание героизма, скоростные трамваи и, прости меня, твои прошедшие бои? Там, в жутких волнах, сокрушавших скалы, оказался наш сын, и, поверь, в тот миг я не могла думать ни о чем, кроме как о его спасении. Но даже сейчас, когда худшее позади, я не могу без содрогания вспоминать то страшное видение. Возможно, ты прав в отношении акселерации и особенностей наследственности, способной передавать приобретенные нами навыки и способы защиты от опасности. Только это не снижает процент трагического исхода. Посмотри, сколько детей гибнет под колесами городского транспорта, сколько еще подростков подрывается на минах! Думаешь, потому, что их отцы передали им через гены безумство храбрых? Или потому, что они «забыли» научить их разумной осторожности? Даже если и есть в твоих мыслях намек на истину, он является слабым утешением для матерей. Но в нашем случае заложено нечто иное – и, как мне кажется, роковое. И наследственность, о которой ты говоришь, проявляется каким-то непонятным образом в нашем сыне не только твоя, но и Семена, расстрелянного задолго до того, как мы с тобой познакомились. Прости! Я не хотела тебе говорить, но это меня гложет…
– Человеку должно быть легче, если он понимает причину того, что его беспокоит. Так вот, наш сын унаследовал от меня тяготение к Русалке. Все, что ты рассказала о нем, я прошел в детстве: рано научился плавать и часто, когда мы отдыхали в Мисхоре, убегал от родителей к этой же Русалке. Я не раз подплывал к ней в шторм и прыгал на обнажившиеся скалы, но не разбивался, потому что в миг подлета к их зубцам меня подхватывала набежавшая волна… Коленька начал свои проделки чуть раньше меня, что говорит о более ранней акселерации современных детей! Я смутно догадываюсь и о биологической тайне, связанной с унаследованием некоторых качеств первого ребенка последующими детьми, рожденными женщиной от другого отца, и природу нельзя осуждать. Мое отношение к твоей предыдущей жизни известно, я не могу тебя ни судить, ни прощать, потому что могу только быть благодарным судьбе, пославшей мне тебя. Наверно, в этом я жуткий эгоист: ведь благодаря всему, что привело тебя в Симферополь, и состоялось мое настоящее счастье!
Вдруг Верка поняла смысл того, о чем говорил Виктор: он защищает ее перед Семеном и Русалкой, а возможно, и перед тем невидимым и пока неуловимым роком. До нее дошло и нечто большее: ее, бывшую отпетую воровку, боготворит ученый, благородный счастливый человек, значит, действительно – с прошлым покончено.