9 октября рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер издал распоряжение переместить 550 тысяч евреев, проживавших в новых рейхсгау, на территорию генерал-губернаторства, где в районе Люблина должна была быть создана «имперская резервация». Когда в апреле 1940 года к востоку от Вислы оказалось 80–90 тысяч евреев из аннексированных польских областей, а также около 6 тысяч из Вены, Праги, Моравской Остравы и Штеттина, по настоянию Франка, мечтавшего сделать генерал-губернаторство «свободным от евреев», депортации прекратились.[74]
Эти шаги, грубо попиравшие международное право, были бы невозможны без согласия и сотрудничества военных инстанций различных уровней с органами полиции безопасности и СД, с партийными и административными учреждениями. Польша находилась под военным управлением до 25 октября 1939 года, но и после этого на оккупированной территории оставались значительные воинские контингенты.
Командующий вермахта на Востоке генерал-полковник Иоганнес Бласковиц, командующий в генерал-губернаторстве генерал от кавалерии барон Курт фон Гинант, начальники военных округов Гинант и генерал от инфантерии Хеннике, начальник инспекции по вооружению генерал-лейтенант Шиндлер контролировали не только все войска, но и военное производство. Такие высшие офицеры, как Гинант и Шиндлер, сыграли подчиненную, но важную роль в процессе уничтожения евреев. Польские гетто стали важной составной частью военной экономики — здесь производилось снаряжение, одним из главных потребителей которого был вермахт.[75]
Армия не могла пребывать в неведении о мерах, предпринятых нацистами против польских евреев. Нацистское политическое руководство информировало войска о задачах СД в Польше: «Чистка: евреи, интеллигенция, духовенство, дворянство». Эти намерения не вызывали несогласия высших военных руководителей, о чем свидетельствует запись в военном дневнике начальника Генерального штаба сухопутных войск генерала Франца Гальдера: «Требования армии: чистку начать после вывода войск и передачи управления постоянной гражданской администрации, то есть в начале декабря».[76]
Не меньшую степень осведомленности о намерениях руководства рейха в Польше показывает и запись офицера абвера Гельмута Гроскурта о планах Гитлера, сделанная 18 октября 1939 года: «Не должно устанавливаться администрации в немецком смысле. Поляки и евреи из Позени и Западной Пруссии должны быть передвинуты туда. Ему все равно, если наступит перенаселение, которое будет иметь следствием нужду и безработицу… В этой области должна господствовать «польская экономика»; коррупция и эпидемии будут в порядке дня. Там ему нужны только рабочие рабы для Германии».[77]
Следовательно, руководство сухопутных войск не собиралось принципиально возражать против «чистки», а только намеревалось добиться ее отсрочки до вывода армии из Польши, чтобы снять с себя ответственность за ожидаемые противоправные действия. Позиция военного командования как в польской политике, так и в «еврейском вопросе» сначала была неопределенной. Вермахт вступил в войну против Польши без специальных директив по поводу еврейского населения, если не считать приказа интернировать всех обороноспособных мужчин польской и еврейской национальности в возрасте 17–45 лет. Хотя первое заявление в официальном бюллетене для оккупированных областей Польши гласило, что сухопутные войска будут уважать все постановления международного права, ни у кого из военных руководителей не возникало сомнений в том, что политика в отношении польских евреев выходила далеко за рамки дискриминации в самой Германии и что попытки помешать произволу и злодеяниям СС могут направляться только против злоупотреблений властью, а не против антисемитской политики германского фашизма в целом.[78]
Однако после первых же столкновений сухопутных войск с СС и полицией в середине сентября 1939 года из-за массовых расстрелов еврейского и польского населения частями «Мертвая голова», оперативными группами полиции безопасности — айнзацгруппами, «Самозащитой», сформированной из проживавших в Польше этнических немцев, и другими карательными органами оказалось, что не все высшие офицеры готовы безропотно смириться с гитлеровской политикой. 12 сентября 1939 года руководитель абвера адмирал Вильгельм Канарис в разговоре с Кейтелем настоятельно предостерегал от противозаконных расстрелов: «В конечном итоге мир возложит ответственность за такие деяния на вермахт, на глазах которого происходят эти вещи». Кейтель ответил, что «фюрер уже принял решение по данному вопросу. Он уже разъяснил командующему сухопутными войсками, что если вермахт не хочет иметь ничего общего с этими происшествиями, то их должны взять на себя СС и гестапо».[79]