От постоянного напряжения она худела на глазах, у нее впали щеки, и Эдди, который по жизни был незлым малым, стал прикидывать, как бы отослать ее домой. Но когда он предложил это Верне, она отказалась наотрез. Плакала, умоляла, давала слово, что больше никого не потревожит. И даже если все-таки не сумеет победить страх, то, честное слово, никто никогда об этом не узнает.
Все пытались понять, почему Верна, настолько неприспособленная к войне, хочет остаться. Ближе других к истине подошел фокусник Зербо. Он сказал: «Малышка думает, она актриса. Может, у нее храбрости побольше, чем у нас всех».
Верна и в самом деле считала себя актрисой. И по ее понятиям будущая звезда Бродвея не могла отступать перед трудностями. Она жила такими расхожими фразами, заемной мудростью. Но, кроме того, что-то в ее сердце отзывалось, когда она видела перед собой лица изнуренных, усталых, как собаки, бойцов. Эти тоска и тревога в их глазах, это отчаянное одиночество напоминали ей о собственном одиночестве и борьбе за место под солнцем. Она чувствовала себя хорошо, только когда выходила на сцену, чтобы их повеселить и помочь забыться. Если она уедет, то чего-то лишит их, разочарует, подведет.
Она ведь считала, что вызывает восторг своим исполнением, и не догадывалась, что если и были проблески мастерства в их номере, то благодаря Эдди Стинсону. Не подозревала она и о том, что, когда шутки Эдди были давно позабыты и солдаты лежали в окопах или шли вперед под огнем, в их памяти удивительным образом оставалась она — трогательная неловкая девочка из родных краев.
Она действительно изо всех сил старалась держать себя в руках и, ночи напролет с ужасом прислушиваясь к рокоту войны, закусив армейское одеяло, душила слезы, чтобы не разбудить Морин. Все в труппе уважали ее усилия, удерживались от насмешек и даже перестали отпускать шуточки насчет ее будущих триумфов на актерском поприще, слушать про которые было, честно говоря, более трудным испытанием, чем бурная реакция Верны на опасности войны.
Когда бои стихали и угроза неминуемой гибели отступала, Верна немного успокаивалась и принималась безостановочно говорить о своем поприще. Все в ее глазах влияло на него, приближало или ненадолго отдаляло тот день, когда ее звезда взойдет над Бродвеем. Она знала по именам всех критиков и важных шишек, которые придут на премьеру, описывала свой будущий дом и приемы, и какие у нее будут платья и меха, и статьи в газетах. Виски она пить не станет, потому что это вредит голосу, и курение тоже. Она бесконечно репетировала свои два чечеточных шага, и все это безумно действовало на нервы остальным членам труппы.
Пускай сами они не стали звездами, но владели ремеслом, были профессионалами в своем деле и хорошо понимали, что Верна не только никуда не выбьется, но не сгодится даже в бродвейский кордебалет. Они знали свое место, и их раздражало, что человек, до такой степени не обладавший не то что талантом, но даже способностями, беспрестанно морочит им голову своими несбыточными фантазиями. Они были слишком измотаны, утомлены, чтобы ощутить, что в ее безоглядной самоуверенности была какая-то святая простота.
Немцы отступали через Францию и Бельгию, американцы, англичане и канадцы преследовали их, бригада X-117 шла за продвигавшимися на восток армиями. В Льеже, где они пробыли неделю, Верна познакомилась с молодым капитаном инженерных войск по имени Уолтер Рубан. Он влюбился в нее, а она, что было сил, в него.
Капитан Рубан был родом из Калюмета в Мичигане, коренастый русоволосый парень с наивными голубыми глазами. Его подразделение строило склад в окрестностях Льежа. Увидев Верну на концерте в субботу вечером, он был сражен с первого взгляда. Добился встречи с ней, и его робость и влюбленность сразу тронули всех актеров — да и саму Верну.
Сначала он ей просто понравился, потом она тоже влюбилась. Он был непохож на других военных, которые вились вокруг нее, жадно пялясь или просто пользуясь ее присутствием, чтобы скрасить свое одиночество или тоску по дому. Уолтер Рубан сразу дал Верне почувствовать, что она — солнце, просиявшее над его жизнью, а также луна и звезды и вся Вселенная. Никто никогда так сильно не любил ее, и она была покорена. От любви она сделалась рассеянной и была очень добра ко всем вокруг все четыре дня, пока длился их роман и они с Уолтером были неразлучны.
Актеры отнеслись вполне доброжелательно, без издевки, им казалось, что судьба справедливо и милостиво решила все проблемы Верны. Морин Перл даже немного ревновала — капитан Рубан был чертовски привлекательным малым.