Ценная и достаточно объективная информация дневника отображает активную научно-организационную работу Вернадского в тяжелых условиях революционной эпохи во главе Комиссии по высшим школам и научным учреждениям, позволяет представить историю создания Украинской Академии наук в Киеве, первым президентом которой стал Вернадский. Прежде всего благодаря его усилиям и авторитету Украинская Академия сохранялась и при Директории, и при большевиках, и при Деникине. Читатель сможет ознакомиться с подробностями поездки Вернадского в Ростов и Новочеркасск осенью 1919 г., когда качества ученого-политика помогли отстоять потенциал Украинской Академии в новых неблагоприятных для украинской культуры условиях.
В середине ноября 1919 г. ввиду угрозы возвращения в Киев большевиков Вернадский вместе с группой русских и украинских интеллигентов решил уехать в столицу Белого движения Ростов-на-Дону, а потом, по мере ухудшения военного положения, в Екатеринодар, Новороссийск и, наконец, в Крым, куда он прибыл 20 января 1920 г. Через несколько дней он тяжело заболел тифом, чудом выжил и пережил удивительный процесс в своем подсознании.
«В мечтах и фантазиях, в мыслях и образах мне интенсивно пришлось коснуться многих глубочайших вопросов жизни пережить как бы картину моей будущей жизни до смерти [...] Главную часть мечтаний составляло [...] проведение в человечество новых идей и нужной научной работы в связи с учением о живом веществе. [...] Основной целью моей жизни рисовалось мне создание нового огромного института для изучения живого вещества и [...] управление им»,— записывал Владимир Иванович в дневнике в марте 1920 г.
В этих записях Вернадский признается, что уже несколько месяцев тому назад, весной 1919 г. («как-то в Киеве – уже при большевиках»), «я ясно стал сознавать, что мне суждено сказать человечеству новое в том учении о живом веществе, которое я создаю, и что это есть мое призвание, моя обязанность, наложенная на меня [...] – как пророк, чувствующий внутри себя голос, призывающий его к деятельности. Я чувствовал в себе демона Сократа».
В Горной Щели, выздоравливая, Вернадский принял решение, диаметрально противоположное тому, что подсказал ему внутренний голос. Если в подсознании он построил международный институт на берегу Атлантического океана, то в жизни он после мучительных колебаний отверг свой план отъезда в Сербию, остался в Крыму, а весной 1921 г. вернулся в Москву – столицу Советской России. Он прожил еще почти четверть века, написал «Биосферу», «Научную мысль как планетное явление», сформулировал учение о переходе биосферы в ноосферу, создал Биогеохимическую лабораторию, воспитал целую плеяду первых биогеохимиков России. Однако мечта о международном институте живого вещества так и осталась прекрасной фантазией гения.
Дневники Вернадского очень разнообразны по жанру записей. Разговор с воображаемым собеседником соседствует с тезисными набросками статьи или выступления, бытовые мелочи (очень редкие) перебиваются мемуарными фрагментами. Очень характерно чередование протокольных отметок о прочитанном (как в журнале экспериментатора!) с развернутыми формулировками по широкому кругу естественных наук. Тут же – размышления о российской истории и политический прогноз.
Иногда кажется, что автор исподволь готовит воспоминания (намерение написать мемуары придет позже, в начале 1930-х), однако главное впечатление при чтении дневников иное: дневник нужен для проверки собственных мыслей в реальности, для осознания себя в науке и своей позиции в меняющемся обществе, в конечном счете – для принятия жизненных решений. Изо дня в день идет разговор со вторым «я», как бы сейчас сказали, работа в диалоговом режиме. Именно это магически побуждает читателя поглощать страницу за страницей дневниковых записок.
Дневники времен гражданской войны полны раздумий о своем месте во взбаламученной России; все же главное – успеть сказать новое слово в науке. Где это осуществить: в Киеве при постоянной смене режимов, в Крыму при большевиках? Или единственно верный путь – эмансипации в «славянские земли», в Белград?..
А с другой стороны— «[...] я никогда не жил одной наукой [...]» Россия – великая держава, может быть, «[...]большевизм настоящим образом объединит всю Россию?» Более того, ведь в истории «важен масштаб процесса, а в этом смысле идейная сила большевизма, по его влиянию и размаху, несравнима с идейным содержанием Добр[овольческой] армии [...] с ее реставрационной идеологией...» Некоторые идеи «государственников», «панславистов» и даже будущих «сменовеховцев» весьма близки Вернадскому. А раз так, то большевизм – меньшее зло и исторически предопределен и прогрессивен?