Читаю с глубоким интересом Достоевского. Открывается передо мною как бы новый мир. Хочется быть близко великого творчества русской нации. «Белые ночи», «Маленький герой», «Записки из Мертв[ого] дома», «Игрок»; на втором месте «Неточка Незванова», «Бедные люди» и рядом целая масса сырого и малоудачного, среди которого местами блещут отдельные места, как в «Хозяйке» или «Селе Степанчикове». Теперь начинаю «Униженные и оскорбленные» (IV т.).
Вчера прочел Прянишникова – «Химия растений» (II, 1914) 47, читал Менделеева, Шарпа, Монье (Кватроченто) 48.
Полтава вся в нервном настроении. Попытки грабежей задержаны. Но Дамоклов меч висит над обывателем. Обе стороны боятся. К нам переселяется семья рабочего-ж[елезно]д[орожника], примыкавшего к большевикам, опасающегося украинцев. Все главные деятели большевиков давно бежали. В доме Любощинских бежал врач, оказавшийся на службе большевиков, что он тщательна все время скрывал, оставив здесь семью, как бы в безопасности. По-видимому, погром Полтавы обезопашен опасением, что он перебросится на евреев. Обыватель этим объясняет заботу большев[истских] войск о прекращении грабежей, т. к. среди лидеров большевиков много евреев. По видимому, и на рабочих собраниях выставляется или, вернее, выдвигается бессознательно этот элемент, когда указывается, что рабочим нечего бояться погрома буржуазии.
Сегодня утром сценка – характерная. Из занятого солдатами (большевиками) Зем[ельного] банка группа солдат, молодых, откормленных, хорошо одетых. Один с биноклем (на вид театральным, должно быть, краденым), волнуется радостно и кричит на другую сторону проходящему: – Дядько, продай. Ну – ма... спирт думаю... Дядька не продал.
Яркий идеал сытых свиней: обжорство, пьянство, зрелища, свадьбы. Чисто буржуазный – но без труда. Безделье царит. Семечки, театры, кинематографы, хироманты, внешний лоск, грабят, где можно, трусость перед вооруженными и смелость перед безоружными.
Тяжела социалистическая революция своим насилием и неравенством. Несоциалисты — парии и илоты в государстве. Гражданские права, не только политические, являются привилегией граждан, определенным образом думающих. Борьба идейная должна вестись с социализмом.
Сегодня известие о бомбардировке Парижа. Из 100 километров49. И успех немцев на зап[адном] фронте. Неужели возможна их победа?
Город полон слухов. Идут столкновения большевиков и с крестьянами. Опять чувство полной власти всяких грабителей. Разоружена самоохрана. Последние газеты нами получены от 19.II. Даже Харьковские (большевистские и комические левых с.-р.) уже несколько дней не продаются. Мы отрезаны от всего. Местная газета – социалистическая «Наша мысль», очень бедна информацией и не отвечает современному моменту, благодаря своей узости 50. Живешь все время, чувствуя насилие.
18/31.III.[1]918, утро.
Воскр[есенье]
Третьего дня в пятницу пришли немцы. Случилось то, что еще полгода назад не могло предвидеть самое пылкое воображение. С самого утра часов до 3–4 была перестрелка; снаряды падали на город, и есть убитые и пострадавшие дома. Утром в пятницу, когда уже слышалась канонада, я вышел на улицу и узнал по дороге о том, что немцы в Полтаве. О том, что немцы и гайдамаки51 здесь, бабы, возвращавшиеся с базара или туда шедшие, сообщали с радостью. Обыватель и город приняли пришествие немцев с облегчением и ожидают, очевидно, от них порядка, спокойствия...
С Ниночкой мы пришли в земство, занятий, оказалось, нет – вернулись среди обстрела, но всюду оживление и спокойствие, масса любопытных и гуляющих. И все это время. А между тем снаряды попадали-таки в некоторые части города; есть разрушенные или, вернее, сильно пострадавшие дома, раненые, убитые. Немцы производят большое впечатление своей организованностью, высокой дисциплиной... Гайдамаков мало, и войско это подозрительное.
Вчера было спокойно; говорят, взяты в плен где-то в уезде остатки большевистских войск, несколько тысяч. Но сегодня с утра опять артиллерийская стрельба, как-будто более отдаленная.
Немцы держат себя корректно, но как господа52. Впечатление от украинской власти опять прежнее – бессилия и бездарности. Власти нет и не чувствуется она ни в чем. Обыватель считает, что настоящими господами положения являются немцы, что совершается настоящая оккупация и что мы попали в окончательное иго. Передают разговоры с немецкими властями, с презрением говорившими о Раде и гайдамаках – первая не может и не умеет управлять, вторые не войска, а те же большевики. Не знаю, сколько здесь выдумки. Вся Полтава полна слухами, и часто самое, казалось, достоверное показание очевидца оказывается фантазией.