Но как в философии науки Вернадский никогда не был сторонником какой-то одной определенной известной системы взглядов, так и в философии истории он совершенно самостоятелен. Тем более интересно, читая дневники, следить за эволюцией и развитием его научной и общественной мысли.
Возможно, именно эта особенность Вернадского-мыслителя – оставаться всегда самим собой, неповторимым естествоиспытателем – и привела его, на первый взгляд, к парадоксальному решению – попытаться выстроить прекрасный замок науки на родине.
Мироощущение В. И. Вернадского, наверное, иногда сближалось с настроением другого оптимиста – писателя М. Горького. В июне 1918 г. в газете «Новая жизнь» он высказывал очередные «несвоевременные» мысли: «Мы долго показывали западноевропейскому миру, как не надо жить, вот мы захотели показать, как надо жить. Показываем неудачно, но во всем, что совершается у нас, есть одно, неизведанное нами объективное ценное: вся Русь, до самых глубин ее, потрясена стихийными толчками и даже как государство – временно – разрушена, но нужно верить, что этот толчок, эта катастрофа [...] излечит нас, оздоровит, возродит к труду и творчеству. Я знаю – эти соображения, этo верование не многих утешит, но это единственное верование, дающее жизни ясный смысл».
Похоже, что через 76 лет наша история вернулась к пройденным рубежам, и настало самое время внимательно читать дневники В. И. Вернадского.
Д-р геол.-минерал. наук В. П. Волков
ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ
Библиография опубликованных научных, публицистических и эпистолярных работ В. И. Вернадского насчитывает уже около 700 наименований1. В последние годы издание материалов из его наследия приняло воистину «обвальный характер». Несмотря на это приходится констатировать, что текстологическая практика (а тем более традиция) подготовки трудов ученого еще не сложилась. Одно из свидетельств тому – не утихающая полемика вокруг основного текста рукописи «Научная мысль как планетное явление» 2.
Фрагменты дневников В. И. Вернадского за разные годы неоднократно появлялись в печати, преимущественно в научно-популярных и литературно-художественных изданиях, сам тип которых предполагает известную облегченность публикации для массового восприятия. Однако при всей притягательности и безусловной необходимости введения дневниковых текстов Вернадского в сферу динамично развивающегося общественного сознания такая практика таит в себе и серьезные опасности. Главная из них — неизбежная при составительской компоновке текста деформация сложной и неоднозначной эволюции мысли ученого.
Отметим, что само понятие «дневник» применительно к текстам Вернадского требует серьезного осмысления. В его архивах находятся три категории документов, претендующих на эту дефиницию. Во-первых, собственно дневники, традиционно понимаемые как подневные записи самого различного характера; обычно они велись ученым в тетрадях или блокнотах и лишь в некоторых случаях, по условиям времени, на отдельных листах. Во-вторых, разбросанные также по отдельным листам записи научного характера, но в отличие от обычных выписок или заготовок к исследовательским работам, датированные и содержащие в том числе сведения бытового характера (пример такой записи мы приводим в примечании 21 – 1919-1)— условно «полевые» дневники.
------------------------
1 См. последнюю, но учитывающую не все прижизненные и посмертные издания В. И. Вернадского библиографию, выпущенную в серии Российской АН «Материалы к биобиблиографии ученых» (2-е доп. изд.— М., 1992,— (Сер. геол. наук; Вып. 44)).
2 Об этом см.: «Письмо в редакцию» И. И. Мочалова, Н. П. Овчинникова, А. П. Огурцова (Вопр. истории естествознания и техники.— 1988.— № 1); «Примечания» А. Л. Яншина и Ф. Т. Яншиной (Вернадский В. И. Научная мысль как планетное явление. — М., 1991.— С. 252—256); Мочалов И. И. Вернадский и «стыдливая» цензура. / Независимая газ. — 1992. — 22 янв.
----------------------------
И, наконец, многочисленные смешанные мемуарно-дневниковые записи, сопровождающие как дневники первого типа, так и «Хронологию» Вернадского – подготовительные материалы к оставшейся не осуществленной книге воспоминаний. «Пережитое и передуманное» – нечто вроде автокомментария жизненного пути. Последние две категории записей еще ждут полного выявления и систематизации, после чего и может быть окончательно решен вопрос об отнесении их к дневниковым.