Около Полтавы копошатся в земле мещане на отнятой у помещика земле. Несомненно, большое падение культуры. Часть земли сеется стародавним приемом – наволоком – без пахоты. Опять пропадет вся работа культуры — изгнание сорных трав. Что выиграло человечество? В конце концов захвачено насилием практически в собственность, т. к. принцип собственности у этих мещан очень силен. Нарушено правосознание, ухудшена культура и ничего не достигнуто в смысле общего улучшения жизни, уменьшения бедности. Жалкие результаты социалистической идеологии.
На Оп[ытном] поле (станции) заняли было немцы. В семенном хозяйстве стали уничтожаться семянные запасы зерна. Обращение к украинской власти неудачно. Через немецкую удалось вывезти. Теперь получил от ф[он] д[ер] Гольца, здешнего генерала, бумагу об освобождении станции от постоя, реквизиции и т. д. ввиду ее значения.
Немцы ушли: обменяли на худших лошадей, в Музее разбили витрины, утащили кое-какие инструменты и уничтожили записи (извинялись). Офицер, который был с солдатами, говорил, что он сам есть хозяин, вполне понимает, что нельзя кормить лошадей посевным зерном, но что же делать, лошади умирают с голода, они пришли «за вас» умирать, а ваша власть совершенно ничего не сделала для их питания...
Сейчас в Полтаве очень тревожное чувство в связи с начинающейся насильственной украинизацией. Через три недели вывески магазинов д[олжны] б[ыть] по-украински. Новый налог и полное нарушение равенства национальностей. Всюду предписано ввести делопроизводство на укр[аинском] яз[ыке]. Вводят на язычии. Возбуждается ненависть к языку. Небольшая кучка людей проводит, и начинается отношение такое же, как к большевикам. Вышла газета «Вiльний голос» – ярко германофильская и русофобская, очень противная по типу и направлению 69. Пойдет ли? Но яд будет распространять, т.к. единственная на укр[аинском] яз[ыке].
С Имшен[ецким] и Бельговск[им] обсуждали обращение и платформу укр[аинской] партии нар[одной] св[ободы]. С ними интересный разговор об укр[аинском] яз[ыке] и укр[аинском] вопросе. Оба себя считают украинцам и, но считают, что культура духовная общая – Толстой, Тургенев, Гончаров столь же родные украинск[ому] мужику, как и великорус[скому]. Я в этом во многом с ними согласен, но считаю, что их отношение к украинск[ому] яз[ыку] недостаточное. Мне кажется, надо различать – русское, украинское, великорусское. Надо бы написать70. Сколько надо написать – о социализме и о школе, и об украинском вопросе, и не успеваю!
Любопытно отношение к украинском у вопросу творческих сил в Полтаве – отрицательное. Полное у них безлюдье. Среди работающих натуралистов – ни одного национально настроенного украинца. А здесь есть научно-работающие: ботаник и энтомолог (мухи) В. Николаев, микол[ог] Н. Ф. Николаев, два надежных энтомолога (ихневмоны и земл[яные| блохи) Оглоблины, ботан[ик] Ящурковский, орнитолог Гавриленко, энтом[олог] Знаменский и т. д. Из всех лиц, прикосновенных к обл[асти[ языкознания, только Щербаковский – националист и довольно узкий. Вообще все, кто творит яркую культурную работу в Полтавщине, не украинцы. Среди украинских деятелей очень немного – особенно среди резких националистов – людей положительной культурной ценности: Щепотьев (не узкий национ[алист], ученый этнограф), Рудинский (германофил и узкий национ[алист], педагог), Ковалев (инж[енер], кооператор])... А затем серая толпа, среди которой есть идейные, преданные делу работники...
Написать о русском, украинском, великорусском?
Работал над жив[ым] вещ[еством]. На днях я смотрел под микроскопом зелень стволов и заборов – Pеtrоsрога 71 д[олжно] б[ыть] в главной части – и удивительно, как долго держится впечатление и много выносишь. В связи с этим мысли и об учете колич[ества] живого вещества. Сделал немного, но плодотворно.
Прочел Клоссовского «Метеорологию» (I, 1908), читал Клоссовского («Осн[овы] метеор[ологии]», 1910), Мечникова, Шарпа («Чудеса птиц»)72, «Труды энтомол[огического] общ[ества]» (Вагнер о блохах и д р .).
В связи с Мечниковым много родится мыслей. Страха смерти у меня нет. И как-то никогда не было. Я так чувствую ее неизбежность и, я бы сказал, необходимость. Так ярко это чувствовала и моя дорогая Нюточка. Поэтому мне как-то легче переносить смерть близких и дорогих. Чувство бренности жизни во мне очень сильно. Но в то же время я глубочайшим образом чувствую всю слабость отрицания верований (всяких) и ничтожность и суетность человеческих построений мирозданий, выходящих за пределы научно определенного наблюдения и опыта. Но «научно определенное» всегда знает пределы знания, а это забывается в ходячих представлениях о мироздании, судьбе человеческой личности в нем и т. д.