Итак, с одной стороны — 53 года за плечами, а с другой — смутная пора. Вот в такой обстановке нужно начинать новое дело, ни объем, ни содержание которого непонятны, но не дают покоя. Мозг, правда, не стареет. Вернадский не чувствует никаких признаков ослабления работоспособности.
Но вот эпоха…
Войдя снова в Государственный совет и соприкоснувшись с окружением трона, он поражается отсутствию здравого смысла, непониманию времени у сановников. После убийства Столыпина на стороне власти вообще не осталось личностей крупного масштаба. Через десять лет Вернадский запишет: «Было ясно, что вокруг царя пустое место и за несколько месяцев до этого у меня был разговор с Н. Таганцевым, гр. П. С. Шереметевым — в значительной мере это понимавшими. Но никто не ожидал происшедшего. Впрочем, помню свой разговор с А. И. Гучковым, вернувшимся из армии в 1915 году и нарисовавшим мне ужасающую картину катастрофы, близкой к свершившейся, возможной в момент возвращения солдат домой…»4
Ощущение зыбкости эпохи нарастало с каждым днем. И приходилось, как Архимеду, думать о спасении своих чертежей, прежде всего.
В начале лета Вернадский с Ферсманом отправились на Алтай — в горный район, еще не охваченный экспедициями и исследованиями на радий. Экспедиция, как всегда, многосторонняя. Если повезет, обнаружат радиоактивные материалы, проведут разведку на бокситы, о признаках их уже сообщают. Самойлову уже по возвращении пишет: «Очень задержалась моя поездка на Алтай, где мы с Александром Евгеньевичем по окончании нашей специальной работы не выдержали и заехали в Змеиногорский и Риддерский рудники. Очень интересно, но очень далеко. Из Риддерска до Шишаков ехал 11 дней, правда, часть пути более медленно по Иртышу (от Усть-Каменогорска до Омска)»5.
Примечательно оказалось это неспешное путешествие по Иртышу вызревавшими в его голове политэкономическими мыслями, направленными против распространенных в интеллигентской среде социалистических идей. Даже Корнилов не избежал некоторого увлечения ими, они казались ему осуществлением идей справедливости, «долга перед народом» и т. п.
Вернадский, как уже сказано, примыкал к «веховскому» направлению. Ему помогал здравый смысл. Он чувствовал ложь в основной формуле социалистов, разделявшей общество надвое. Труд и капитал. Рабочие и эксплуататоры. Социализм и капитализм. Что-то в этой формуле неверно. Действительность не так примитивна, какой она предстает в марксистской теории.
Разве его дед, лекарь Вернадский, — не «трудящийся»? Или отец — профессор политэкономии и председатель конторы банка? Или он сам, работающий по 10–12 часов каждодневно и не только в кабинете, но и в поле? Или все вообще геологи, избравшие эмблемой своего конгресса скрещенные молотки, окруженные латинской надписью «Mente et malleo» — «Умом и молотком». В любом, особенно квалифицированном труде содержится еще нечто, кроме «труда и капитала».
Нам только кажется, записал он однажды, что именно труд что-то такое создает. На самом деле только новое творчество формирует ценность. Когда говорят, что массы нечто «творят» — это такая же иллюзия, как народная музыка, народные танцы или песни. Их создает всегда один человек, и народными они понимаются только потому, что имя человека, сложившего песню, забылось и затерялось, она стала общим достоянием.
Оказавшись на пароходе где-то посередине между Павлоградом и Омском, Вернадский пишет небольшой меморандум на семи листах.
«Ценность создается не только капиталом и трудом. В равной мере необходимо для создания предмета ценности и творчество. Этот элемент творчества может совпадать с обладателем капитала, т. е. его носителем может быть капиталист, может совпадать с обладателем труда — его носителем может быть рабочий, но может с ними не совпадать. Его может внести в дело третья категория лиц, различная по своему участию в деле и по своему составу и от рабочего и от капиталиста. Результатами его творчества могут воспользоваться — и обычно пользуются — как рабочие, так и капиталисты. И те, и другие могут ее эксплуатировать как 3-ю силу, с ними равноценную.
Капиталист в чистом виде является обладателем аккумулированной ценности, той энергии, которая находится в распоряжении людей в форме, удобной для перехода в энергию деятельную. Рабочий сам представляет из себя форму энергии, которая может быть направлена на какое-нибудь предприятие. Однако ни капиталист, ни рабочий не могут накоплять активную энергию без прямого и косвенного участия носителя творчества. Если капитал постоянно увеличивается, а рабочий труд его постоянно создает, — это происходит только потому, что они действуют по формам, созданным творчеством. Этим сознательным и бессознательным творчеством проникнута вся экономическая жизнь и без него они столь же обречены на погибель, как без капитала и без труда»6.