Но какой отдых, когда? 21 марта при Министерстве просвещения создана комиссия по реформе высших учебных заведений, куда он вошел вместе с Гревсом и Ольденбургом. Работы очень много, со всех сторон продолжают приходить проекты открытия новых высших школ.
О планах 9 июня пишет Ферсману в Симферополь: «Дорогой Александр Евгеньевич, я Вам писал, должно быть, мое письмо не дошло. Почта очень скверно сейчас работает. В общем, здесь нехорошо. Мы быстро идем к какой-то катастрофе, но я все-таки не теряю надежды, что мы выйдем из нее не очень пострадавшими. Думал уехать на месяц отдохнуть в Шишаки в конце этого месяца, но теперь не знаю, удастся ли. <… > 12-го съезд по высшей школе, где мне приходится работать довольно много… Комиссия (КЕПС. — Г. А.) медленно работает, но не замирает. Скорее даже расширяется: уже проходит Институт химического анализа, платиновый. Двигаются, хотя и медленно, и другие. Так странно, как идет эта работа творческая среди разрухи ужасающей. В Ученом комитете, может быть, должна быть развернута большая государственная организация исследовательского дела, и эта работа в связи с общим планом должна быть принята во внимание при проведении реформы»10.
Здесь как раз описано все его триединое государственное поприще, на которое он силой обстоятельств и своего организационного таланта выходил, как и предсказывали в 1905 году аналитики освободительного движения. Во-первых, все круче разворачивалась КЕПС, исследования ширились, их надо было координировать. Во-вторых, земледельческий Ученый комитет — СХУК. И, в-третьих, он возглавил реформу всей высшей школы, и комиссия по ее подготовке работала регулярно.
И все это в обстановке, когда почва уходила из-под ног, и это ощущение охватывало всех неудержимо. Страна левела на глазах. За ней левело правительство, сотрясаемое кризисами. Пришлось уйти с поста председателя правительства князю Львову, соратнику Вернадского по земским съездам. В такое боевое время во главе правительства никак не мог быть толстовец и непротивленец, запрещавший себе употреблять силу. Пришлось уйти с поста министра иностранных дел лидеру кадетов Милюкову. Он хотя и не был вегетарианцем в политике, но не мог заставить страну воевать. Солдаты бросали фронт под влиянием агитации большевиков против «империалистической войны, развязанной международной буржуазией».
Во время июльского кризиса кадетская верхушка заседает непрерывно. Обстановка накалена до предела. Солдаты пулеметного полка пытались захватить Думу и Петроградский Совет. Из толпы уже кричали эсеру Чернову: «Бери власть, сукин сын, коли дают!» Действительно, социалисты, если бы оказались готовы, могли захватить власть почти свергнутого Временного правительства.
Второго июля отец и сын Вернадские и Корнилов шли на Французскую набережную, где ожидался отчет министров кадетов, выходивших из правительства, в том числе и Шаховского. Георгий Вернадский к тому времени стоял близко к Милюкову, написал даже его небольшую биографию. Корнилов с 1915 года — снова генеральный секретарь партии и к тому же возглавляет важнейший Петроградский комитет.
Выслушали министров. (Шаховской ушел тогда с поста министра народного призрения.) Во время прений Корнилов вдруг почувствовал себя плохо. Не мог сидеть, вышел в соседнюю комнату, прилег на диван и с ужасом ощутил, что у него одеревенела нога, потом вся правая часть тела. Пропала речь. Корнилов запомнил, как Дмитрий Иванович бегал вокруг и все повторял: «Ах, Господи, Боже мой! Господи, Боже мой!» В суматохе пронеслась весть, что большевистское выступление в Петрограде все-таки подавлено.
Вернадский отвез Александра Александровича в больницу, вызвал Наталию Егоровну. Она провела у постели больного всю первую ночь. Ровно через неделю Корнилова настиг второй инсульт, вся правая часть тела перестала слушаться. В начале сентября Георгий Вернадский отвез его в Кисловодск и сдал на попечение профессору Н. Г. Ушинскому, тоже их студенческому другу. Здесь Корнилов пережил Гражданскую войну и, немного восстановив здоровье, возвратился в Петроград. Закончилась его политическая деятельность, но не литературная. Он писал книгу о Бакунине и мемуары.
Впрочем, 1917 год покончил со многими политическими карьерами. Создается даже впечатление, что многие интеллигенты с облегчением покинули государственную ниву ради излюбленного и более привычного литературного труда.
Пятого июля Вернадский все-таки вырвался в Полтаву и в Шишаки. На хуторе его ждали Нина с Прасковьей Кирилловной.