(Одна из закрытых эсеровских газет в свой последний день 19 ноября писала о большевистском сигнале к большому грабежу под заголовком «Решительный разгром России». За три недели они сделали то, что не могли сделать три года войны. Вероятно, действительно, самый большой урон стране был нанесен именно в эти несколько недель. — Г. А.)
19 ноября. Сегодня не ночевал дома. Решил уезжать. Кажется, находят, что поздно. Вчера заседание Временного правительства не состоялось — пришли Константинов, Салтыков, Массальский (товарищи министров путей сообщения, внутренних дел, торговли и промышленности. — Г. А.), я и С. В. [Панина]. По-видимому, все подписавшие уехали. Вчера был ряд довольно непонятных обысков. Главным образом, в связи с городской думой, но, кажется, и в связи с к.-д.
Закрыты все газеты, напечатавшие воззвание Временного правительства, кроме “Вольности”. “Дело Народа” напечатало это воззвание в виде статьи “Завещание” и осталось целым. Из провинции есть сведения о том, что оно производит впечатление. Здесь — особенно в связи с закрытием газет — то же самое. Я считаю этот шаг правильным. Но это maximum, что могло дать родине Временное правительство.
Паша в связи с директорами правления их Общества (инженеров. — Г. А.) был арестован и просидел несколько часов в Смольном из-за нежелания платить красногвардейцам. Сам их комиссар Юренев говорил, что это, может быть, и незаконно, но рабочие требуют денег, а у них нет. Может быть, Учредительное Собрание потом вернет [деньги] компании. Будущее промышленности, по-видимому, беспросветно. Придется пройти через кризис»24.
На этом записи прекращаются.
В тот же день он уехал. 22 ноября Отделение физико-математических наук академии записало решение по его командировке «в южные районы страны по состоянию здоровья и для продолжения работ по живому веществу».
Дома осталась одна Наталия Егоровна, поскольку Нина и Прасковья Кирилловна еще раньше выехали в Шишаки. «После отъезда Владимира я оставалась больше месяца одна, — вспоминала она. — В квартире было жутко и пусто»25.
Вернадский исчез вовремя. 28 ноября Ленин специальным декретом объявил партию кадетов «врагами народа», а ее руководителей предписывалось арестовывать и предавать суду ревтрибуналов.
Глава тринадцатая
«И ЛЮБОВЬ К УКРАИНЕ НАС СВЯЗЫВАЛА»
В только что покоренной Москве Владимир Иванович остановился на Зубовском бульваре, 15, у Любощинских и весь день просидел с Анной Егоровной и Марком Марковичем. Эта спрятавшаяся за фасадом улицы настоящая деревенская усадьба (сохранившаяся до сих пор) с деревянным домом постройки 1818 года и большим парком теперь на весь второй петербургский период будет надежной пристанью во время его приездов в Москву. Любощинские всегда ждут его к себе, сохраняя в неприкосновенности «дядиволодин кабинет», большую светлую комнату с камином и окнами в парк. В двух шагах живет Шаховской, занимая квартиру в построенном Любощинскими на своей земле доходном многоэтажном доме, что отгораживает усадьбу от Зубовского бульвара.
Конечно, все разговоры вокруг происходящей на их глазах катастрофы. Магистральной ошибкой считает Вернадский идеализацию и незнание народа, сказавшиеся в политике кадетской демократии.
Дневник 20 ноября: «Разговор с Набоковым (тоже на время исчезнувшим из Питера. — Г. А.). И он переживает душевный кризис. Признает фетиш — всеобщее избирательное право. Фетиш демократии. По характеру образования и недостаточной государственности русского народа считает, что для него лучшим выходом был бы просвещенный абсолютизм. Но это невозможно. Смотрит вперед очень мрачно — развал России и вновь ее воссоздание. Думает, что благодаря политике Ленина — Бронштейна мир может быть заключен, т. к. союзники не выдержат одни немцев; считает, что для нас будет еще хуже, если будет тянуться теперешнее положение. <…>