Метко, но, может быть, излишне резко судил друг молодости Вернадского. Начиная с поезда на Нижний Новгород, где он по дороге в докучаевскую экспедицию прилежно расспрашивал попутчиков о ценах и условиях найма на работу, Вернадский порядочно общался с низами и не считал, что жизнь их целиком определяется невежеством и непосредственными интересами. Самые приземленные инстинкты прикрыты и исходят из фантастических представлений, из иллюзий, мифов и идейных оправданий, которые складываются в народной среде, и чтобы их преодолеть, надо начинать с изменения сознания.
И вот он вновь видит дымящих самокрутками солдат-дезертиров, бросивших фронт и спешащих к себе в деревню в надежде принять участие в грабеже и развале «буржуазно-помещичьего» порядка. Он смотрит на «народ» новыми глазами и спрашивает себя: что означает новый взрыв варварства, не остановится ли рост науки и образования, который он наблюдал и в котором участвовал 30 лет? Где остановится лавина? Да, многое нужно осмыслить. А времени теперь для размышлений хватает. Из Москвы он направляется в Полтаву, оттуда — в Шишаки.
Как булгаковский Лариосик, сначала приехал он, а через пять дней пришла телеграмма с предупреждением о приезде, которую послал из Полтавы. Со станции Ереськи ему пришлось самому добираться до «Ковыль-горы». Его никто не встретил.
Вскоре, правда, обнаружилось, что жить на даче стало неуютно, опасно. И не только из-за холода, но и из-за островного положения во враждебном народном море. Он «буржуй», дачник, чужак. Выражение глаз крестьян изменилось, и ничего хорошего от них ждать теперь не приходилось. И действительно, вскоре после отъезда Вернадских Приютино-над-Пслом постигла тогдашняя всеобщая участь культурных гнезд. Дом на «Ковыль-горе» был буквально растащен по бревнышку. Сегодня здесь пустое место, как будто и не было дачного поселка.
Итак, пришлось перебираться в Полтаву, под гостеприимный кров Георгия Егоровича Старицкого. Дом, собственно, представлял собой большой флигель в усадьбе с садом. Ввиду военных и революционных трудностей хозяева завели корову. Жилось несравненно сытнее, чем в столицах. Накануне неведомого 1918 года в доме готовили елку. И прямо в сочельник появилась Наталия Егоровна. Ее вывезла из революционного Питера дочь Короленко Софья Владимировна. Та приехала по делам полтавского детского приюта и, располагая целым купе и разрешающими документами, смогла взять с собой Наталию Егоровну, которая к тому времени уже целый месяц жила одна.
Обстановка в самой Полтаве еще не такая напряженная. В городе сильно традиционное губернское земство, взявшее в свои руки власть. О таком самоуправлении и мечтали кадетские земцы, но теперь есть еще несколько властей: Киевская рада возникшей Украинской республики и Донецкая рабочая республика. В городе все чаще постреливают, что скорее говорит о грабежах, чем о войне. Вокруг же — полная неизвестность. Газет почти нет. Наступило время слухов.
Несмотря на все происходящее, Вернадский знает что делать. Собственно, праздность и уныние ему незнакомы. Некогда ждать, если есть его дело. Вот что он пишет дорогому Аде в Кисловодск 31 декабря 1917 года: «Я сижу здесь, отдыхаю и стараюсь прийти в норму. Положение в Полтаве неопределенное, идет глухая борьба между украинцами и большевиками. Одно время победили украинцы, но не смогли удержать порядка.
Я здесь очень много и хорошо работаю над большим трудом — Живое вещество в его геохимическом значении — и каждый день несколько часов над ним сижу. Конечно, очень трудно без книг и выписок — но думаю, что вчерне закончу схему всей книги, а затем уже буду отделывать и писать позже. Работы — хорошей — года на два, — но мне кажется, это будет завершение всей моей научной работы, так как то, что я могу здесь сказать, в смысле обещает во многом, — и даже очень многом — новое и мне кажется, очень нужное для развития науки. Иногда у меня являются сомнения, но они рассеиваются, когда подхожу с холодным рассудком. Работа, конечно, очень много дает мне.
Не знаю, когда удастся уехать, но думаю, что едва ли долго продержатся большевики в Петрограде. Очень, конечно, страшны осложнения с немцами. Ну, обо всем этом как-нибудь напишу.