Резолюцию переписали стильным каллиграфическим почерком. Начинается церемония подписания. Подпись Вернадского под № 86 (Тамбов), Шаховского под № 104 (Ярославль). Избрали депутацию к Святополк-Мирскому: Шипов, князь Львов, Петрункевич, граф Гейден и М. В. Родзянко. Обращение к министру писал князь Сергей Николаевич Трубецкой.
На следующий день страна проснулась в ином времени. Съезд произвел впечатление разорвавшейся бомбы. Он открыл эпоху гласности, она впервые за тысячелетие пришла в Россию буквально на другой же день, 10 ноября 1904 года. Сразу, обвалом, без спросу. Будто открыли шлюзы. Несмотря на запрет, газеты писали о съезде. Название частное совещание теперь не имело значения, обнаружился исторический и учредительный, несмотря на отсутствие таких полномочий, смысл съезда. Петрункевич недаром считал и писал в своих воспоминаниях, что съезд стал поворотным моментом в истории, с него началась собственно революция. Он прошел очень вовремя, громко заявив о том, о чем публично нельзя было говорить никогда, но о чем шептались повсеместно — о государственном устройстве, которое в России почиталось данным от Бога. Впервые не в гостиных, не в эмигрантских собраниях, а публично говорят о конституции, о правах человека, о государственных делах вообще. Сама монархия вдруг стала всего лишь вариантом возможного устройства государства.
Либералы организовали грандиозный банкет в Петербурге, в нем участвовали 650 человек. Председательствовал троюродный брат Вернадского писатель Короленко. Звучали пламенные речи в поддержку решений съезда.
Волна банкетов прокатилась по всей стране. Все главные демократы, участники съезда, становятся знаменитыми. Их знают не только по речам и статьям в газетах, но и в лицо. Повсюду в книжных лавках продается роскошный альбом с каллиграфическим текстом нашумевшей резолюции, факсимильными подписями и фотографиями участников. По примеру самочинного съезда по всей стране раньше, чем это было разрешено, возникают профессиональные союзы, легальные политические партии, различные общества. Образованная часть страны быстро структурировалась.
Между тем в Зимний дворец поступают телеграммы с требованиями ввести народное представительство и «организовать свободу». Эти слова содержатся в итоговой записке от земского съезда, написанной Трубецким. Они выражают надежду, что царь действительно воспользуется своим влиянием в стране. Поскольку не реагировать нельзя, Николай собирает свою придворную камарилью, как называет его окружение Сергей Юльевич Витте. На этом совещании князь Святополк-Мирский и в самом деле подал в отставку. Решение, а именно указ императора, готовил, по некоторой иронии судьбы, не кто иной, как бывший приютинец и автор «Манежеады» Сергей Крыжановский, теперь государственный советник. Он ужал все требования съезда до неопределенного обещания некоторых свобод и до проекта введения выборных членов в Государственный совет, все члены которого со времен учреждения его Александром I назначались царем. О народном представительстве в указе речь не шла.
Указ вышел 12 декабря и вызвал уныние и досаду.
Двадцать третьего апреля собрался третий общеземский съезд, снова выработавший конституционные требования. Теперь решили не только подать записку министру, но составить петицию и вручить ее непосредственно царю. С этой целью избрали депутацию из двенадцати человек. Среди них Петрункевич, Родичев, Шаховской, H. Н. Львов, Павел Долгоруков. Петицию снова писал Трубецкой.
Следует сказать несколько слов об этом замечательном человеке, близость и дружба с которым — факт из биографии Вернадского. Они особенно сблизились в последние годы жизни князя Трубецкого, оборвавшейся несправедливо рано, в 43 года. Они вместе издавали неудавшуюся «Московскую неделю» и имевшую более счастливую судьбу газету «Право». Встречались в университете. Сблизились не только на почве общественной борьбы, но и более глубоко — из-за общности философских взглядов.
Сергей Николаевич принадлежал к таким людям, дружба с которыми представляется счастьем. Весь его облик удивительно обаятельного, красивого и мягкого человека привлекал и притягивал. Все без исключения мемуаристы пишут о нем как о необыкновенно светлой и чистой личности. Как философ, он шел вслед за Соловьевым, считал себя его учеником. Соловьев и умер на руках Сергея Николаевича в родовом имении Трубецких Узкое.