А рост всех иных видов школ, в особенности начальных! Вот он приехал в свое Моршанское земское собрание, где все время возглавлял комиссию по образованию. «Собрание интересное, — делится с Наталией Егоровной. — Вечером в докладной комиссии являюсь докладчиком по народному образованию, и сегодня борьба будет, так как комиссия предлагает отказать епархиальному ведомству в расширении значения его школ в сети. Вырабатывается новая организация школьного дела. Любопытно, как, несмотря ни на что, жизнь идет своим чередом. Я помню, как еще недавно 80–90 школ в Моршанском уезде казались чем-то большим, сейчас их 120 и будет скоро больше 300!»3 Здесь стоит заметить, что созданные из ревности к земству церковно-приходские школы, о которых тут идет речь, доказали свою неэффективность: священники плохо относились к этой дополнительной для них нагрузке.
Вернадский видит зримый результат деятельности братства: они первыми осознали силу неофициального начала. То, что новые поколения владеют чтением, письмом, счетом, — есть результат энтузиазма Шаховского, Федора Ольденбурга, выпускниц его семинарии, которые ехали в глухие места и за скромное вознаграждение работали подвижнически. Все помнят, что кадет Родичев — автор язвительного выражения столыпинские галстуки, которыми он припечатал насилие с трибуны 3-й Думы. (За них он, кстати, извинялся перед Петром Аркадьевичем.) Однако мало кто знает, что настоящим памятником ему остались не речи, а школы, строительство в Весьегонском уезде восьми зданий ежегодно. Именно в Тверской губернии призывники 1914 года оказались поголовно грамотными, и поэтому Родичева выбирали депутатом всех четырех Государственных дум.
Но Вернадский видит во всей земской деятельности по образованию и по окультуриванию жизни и более глубокий, ноосферный смысл, если бы он употребил тогда такое слово. Он расценивает ее как часть общемирового и неслучайного движения. Повсеместно знания завоевывают мир, и темп завоевания ускоряется. К чему это приведет?
Ответ дан им в статье 1913 года. Наверное, он первый так всеохватно увидел науку, образование и даже шире — культуру человечества: не как «внутреннее дело» людей, не как общественный феномен, но как некое планетное явление, тем более заметное, когда оно происходит на просторах такой огромной страны, как Россия. Достаточно сравнить рост и влияние науки сто лет назад и сегодня. Высшие школы поражают разнообразием и числом, к ним прибавляются растущие как грибы заводские и медицинские лаборатории, станции переливания крови, опытные агрономические поля и станции и прочая, как сейчас говорят, научная инфраструктура. Растет армия научных работников, образуются новые, коллективные формы их работы, способствуя самоускорению знания. Наука — мать демократии, особенно сильно изменяющей лицо общества. Это мало кто замечает. «Не отрицая и не преуменьшая могущественного исторического влияния на демократизацию жизни религиозных и нравственных учений, связанных с великими религиозными или философскими системами, нельзя не отметить, что демократизация жизни и тесно связанное с ней уважение ко всякой без исключения человеческой личности исторически было прямым и непосредственным следствием научных успехов и роста научных знаний и научной техники»4. Именно наука подлинно демократична.
Незаметно на первый взгляд, но несомненно лишь ученые завоевывают страны. Незаметно, потому что в отличие от военных завоеваний научное происходит скромно и тихо. Но зато, говорит он, исключительно прочно, навсегда. Дело в том, что наука вообще действует на людей исподволь, ненавязчиво, не заставляя никого в себя поверить. Она укрепляется в головах сама собой, отвечая каким-то глубинным способностям человека к логическому мышлению. Сила здравого смысла и логики убедительнее любых агитаций. И потому знания есть единственный вид культуры, который объединяет человечество «само собой», легко преодолевая различия языков, обычаев и времени. То, к чему напрасно стремились военной силой, крестовыми походами, легко достигается с помощью измерительного инструмента, карт и учебников.
«Итак, высшее образование нашего времени сейчас находится в подвижном состоянии, в эпохе быстрого роста, который обусловливается главным образом тремя общими для всего человечества обстоятельствами: 1) развитием знания и его научной организацией, 2) демократизацией общественной и государственной жизни и 3) распространением единой культуры на весь земной шар»5. Земной шар онаучивается. Вспоминается первый проблеск идеи: «Есть один факт развития Земли — это усиление сознания» (1892 год). Сопоставим научную мысль и земной шар, и наше воображение унесется из городских кварталов в природные космические размеры. Знания «являются», проявляются в людях. Создаются ими, но имеют как бы иной источник, некий мир «платоновских идей», независимых от людей обстоятельств. Идеи, числа и законы живут как бы в другом, не нашем времени. Мы прикасаемся к ним и «втаскиваем» в свою бренную жизнь.