Рудольф Баландин
Вернадский
Предисловие
Величие и трагедия ноосферы
Владимир Иванович Вернадский не любил юбилеев. Его понять можно. Похвалы в адрес юбиляра, даже искренние, отдают формализмом: «так принято».
В 1936 году был издан солидный двухтомник: «Академику В. И. Вернадскому к пятидесятилетию научной и педагогической деятельности». Никаких восхвалений в адрес юбиляра; лишь перечень его научных трудов и научные статьи, как там сказано, «друзей, учеников и сотрудников».
Ныне минуло 150 лет со дня его рождения. Без хороших, даже превосходных слов о нём не обойтись. Но задача моя не петь дифирамбы, а показать его без хрестоматийного глянца.
Четверть века назад я написал о Владимире Ивановиче книгу. Из США пришёл отклик от его дочери доктора психиатрии Н. В. Вернадской-Толль (1898–1986):
«Ваш подход к биографии так оригинален, никогда не видала такого подхода — и это даёт очень глубокую и проникновенную картину моего отца как человека и учёного. Многие Ваши мысли меня заставили задуматься и подняли вопросы, которые я себе не задавала».
Из другого её письма:
«Я вижу в Вас человека, который его понял и был бы его сотрудником и другом. Я чувствую, что Вы продолжатель его дела, как Вы сами говорите в письме… Ваша книга передаёт образ отца, не коверкая его, как это делают другие авторы».
Меня обрадовала такая оценка человека, близко знавшего и любившего Владимира Ивановича. Но в той книге были умолчания (преимущественно по цензурным соображениям); пришлось обойтись без критики некоторых его принципиальных идей.
Прежде всего, это относится к концепции ноосферы. За истекшую четверть века её ошибочность стала очевидной. Хотя… Впрочем, об этом речь впереди.
Мы привычно говорим: любимый поэт, композитор, художник, писатель. Ученого оценивают иначе: энциклопедист, выдающийся, великий, наконец. Он — «кладезь знаний», «генератор идей».
Странно выглядело бы изъявление любви к кладезю, пусть даже знаний, или генератору, пусть даже идей.
Но иногда хочется сказать: мой любимый ученый. Научное творчество для такого человека — одно из проявлений незаурядной личности, особого склада характера, отношения к природе и людям, к жизни. Его узнаешь по стилю мышления; по внутреннему свету, озаряющему его научные труды…
Один из моих любимых ученых — Вернадский. Порой мне кажется, что я его знал, беседовал с ним. Напряженный, глубокий взгляд его синих глаз, негромкий твердый голос, стройная прямая фигура, быстрая походка…
В другое время он видится мне человеком иной эпохи, современником Менделеева, Чайковского, Льва Толстого. Он связывает воедино два столетия… Я хотел написать — и век нынешний. И осёкся.
Нет, не так всё просто…
Четверть века назад в Советском Союзе отмечали 125 лет со дня рождения Вернадского. В этой связи я делал доклады на торжественных заседаниях прибалтийских академий наук.
Где теперь СССР? Только на старых географических картах и глобусах. Будут ли в Литве, Латвии, Эстонии торжественно отмечать нынешний юбилей Владимира Ивановича? Сильно сомневаюсь. Ситуация на нашей планете совсем не та, на которую надеялся Вернадский.
Приходится заново продумывать некоторые его идеи, а то и оспорить их. Нет такого мыслителя, который был бы во всём всегда бесспорно прав.
Полвека назад острые споры вызвало предположение, что в мире элементарных частиц существует отличие правого и левого. Знаменитый физик В. Паули написал: «Я не верю, что Бог является левшой… и готов побиться об заклад на очень большую сумму, что эксперимент даст симметричный результат».
Казалось, он прав. Какая разница для частиц, куда им вылетать из атома, если нет воздействий извне? Однако его предсказание с ошеломляющей достоверностью не сбылось. А Вернадский предвидел возможность различия правого и левого в мире мельчайших частиц за двадцать лет до того, как физики задумались об этой проблеме. Он писал: «Пространство-время глубоко неоднородно, и явления симметрии могут в нем проявляться только в ограниченных участках».
Почему геолог высказал физическую идею за двадцать лет до того, как она подтвердилась в эксперименте?
Потому что Вернадский был не только геологом. Он занимался кристаллографией и биологией, изучением почв, природных вод, метеоритов, радиоактивных элементов. И не просто интересовался, но исследовал, осмысливал, делая открытия.
В начале прошлого века Вернадский утверждал, что начинается вспышка творчества, имеющая очень важные последствия для всего человечества. Значительно позже появилась менее обоснованная, но ставшая модной концепция научно-технической революции.
Его научные пророчества сбывались. И всё-таки его гениальное учение о биосфере заслуживает дополнительной разработки. Что уж говорить о концепции ноосферы, всепланетной области господства научной мысли. Ничего подобного не свершилось и в ближайшем будущем не предвидится.
Означает ли это, что его идеи устарели? Ни в коей мере! Они живы сегодня, а некоторые еще ждут своего часа. Даже его заблуждения обладают мощным творческим потенциалом, побуждая к спору и новым открытиям.
«Десятилетиями, целыми столетиями будут изучаться и углубляться его гениальные идеи, а в трудах его — открываться новые страницы… Многим исследователям придется учиться его острой, упорной и отчеканенной, всегда гениальной, но трудно понимаемой творческой мысли; молодым поколениям он всегда будет служить учителем в науке и ярким образцом плодотворно прожитой жизни».
Так писал о Вернадском академик А. Е. Ферсман. Все здесь верно. Только вряд ли мысли Вернадского трудно понимаемы. Они, скорее, многогранны и глубоки. Читать работы Вернадского могут не только специалисты, но и все, кого интересует история идей, закономерности их развития, а главное — жизнь природы.
… Одни люди знамениты своими титулами, должностями, званиями, другие — определенными достижениями. Вернадский интересен и велик сам по себе, как прекрасная человеческая личность.
…Есть у каждого из нас мир переживаний, мыслей, знаний о Мире и о самом себе. Так, астроном, не покидая обсерваторию, мысленно путешествует в глубинах Вселенной.
Для биографии Вернадского важна именно эта сфера бытия. Внешние события его жизни укладываются в рамки интервала времени от рождения до смерти: 1863–1945 годы. Тут ничего не изменишь.
Иная судьба его научного творчества, мировоззрения. Эта часть его жизни простирается до наших дней и уходит в будущее. Она изменчива. Каждый осмысливает наследие Вернадского по-своему. Со временем одни идеи отходят на второй план, другие начинают сиять с особенной силой. Так мы встречаемся с Вернадским — нашим современником.
Именно о таком человеке мне бы хотелось рассказать.
На склоне лет Вернадский отметил: «Я никогда не жил одной наукой». «Первое место в моей жизни занимало и занимает научное искание, научная работа, свободная научная мысль и творческое искание правды личностью».
Полвека раньше он писал подробнее:
«И художественное наслаждение, и высокие формы любви, дружбы, служение свободе — все это связывается с… умственной жизнью». «Нельзя мысль отвлекать исключительно в сторону личных, мелких делишек, когда кругом стоят густою стеною великие идеалы, когда кругом столько поля для мысли среди гармоничного, широкого, красивого, когда кругом идет гибель, идет борьба за то, что сознательно сочла своим и дорогим наша личность».
Он мыслил для того, чтобы полнее жить, познавать природу, самого себя, человечество. По его признанию, жизнь для него определялась любовью к людям и свободным исканием истины.
… С прогрессом техники, производства в науке возобладал физико-математический стиль мышления. Вернадский отметил: это вредит познанию природы. Разрабатывая механические модели Мироздания, учёные низводят человека, жизнь, разум, по его словам, «на положение ничтожной подробности в Космосе». Такие модели работают по законам мертвой природы, оставляя человеку ужас безысходности в чуждой Вселенной.