Все в мире связано между собой. Вот ручеек течет, потом становится рекою — все глубже, глубже, глубже. Любовь моя растет, становится горою — все выше, выше, выше, вот уж и вершины не видно, а как заранее узнаешь, когда настанет час ей рухнуть? Злые ли духи навредили, небо ли позавидовало, но расстались мы с любимым утром, а когда еще встретимся... Теперь уж до конца мне маяться в печали и страданиях. Хоть сказано в стихах:
но солнце и луна бездушны. Почему так долго тянутся зимние и осенние ночи, полные лунного сияния? Зачем так медленно уходит солнце в сезон густых теней и ароматных трав? Даже если бы они знали, как мы тоскуем друг без друга, все равно мне одной коротать ночи в пустой комнате с единственным другом — тоскливым вздохом. Сердце рвется на части, слезы льются и льются! Пусть бы слезы стали морем, а вздохи — ветром, я села бы в челн и поплыла к милому в столицу. Почему бы мне его не повидать? Но когда сияет ясная луна после дождя, я лишь страдаю о любимом — ведь он для меня глубоко упрятан. О мои мучительные сны! Там, где любимый, и месяц светит, и кукушка кукует, а у меня на сердце тоска. Ночь едва-едва светится, лишь светлячки мерцают за окном. Глубокой ночью, в третью стражу сижу я — милый не приходит, лежу — нет сна! Без любимого, без сна! Что же мне делать? О, я несчастная! В старину говорили: «Если много радости, придет и печаль, если горя много, наступит и радость!» Ждать мне придется немало, а я страдаю невыносимо, и только милый избавит от тоски мое сердечко! О светлое Небо, обрати на меня свои взоры! Дай мне снова увидеться с любимым и жить с ним, не разлучаясь, пока не выпадут даже седые волосы. Может, вы знаете, синие реки и зеленые леса, не захворал ли в пути мой любимый? С тех пор как мы с ним расстались, ни весточки! Человек ведь не дерево и не камень, есть же сердце у любимого! О моя бедная доля!
Так она проводила дни, вздыхая и умоляя Небо.
Тем временем Моннён ехал в столицу, и ночи не приносили ему сна.
— Как я хочу увидеть мою любимую! Так хочу увидеть! Думы о ней не оставляют меня ни днем, ни ночью. Время я провожу в тоске, и лишь встреча с ней избавит меня от страданий.
Старайся дни и луны, надейся на экзамены!
Через несколько месяцев в Намвон был назначен новый уездный правитель. Это был Пён Хакто из квартала Чахаголь в столице. Он хорошо владел кистью и был человеком широких интересов, увлекался музыкой, но отличался распутным нравом и подчас вел себя настолько дурно, что даже терял достоинство. Пён Хакто допускал ошибки в делах, и люди, знавшие его, называли невыносимым упрямцем.
Представиться ему явились чиновники уезда.
— Посыльные ждут ваших приказаний!
— Делопроизводитель здесь!
— Явились чиновники канцелярии!
— Я старший слуга ведомства!
— Позовите-ка мне делопроизводителя.
— Я делопроизводитель!
— Не случалось ли у вас каких-нибудь происшествий?
— Пока все было спокойно.
— Говорят, у вас народ самый работящий на юге!
— Да, сделают любую работу.
— А еще говорят, будто у вас есть красавица Чхунхян!
— Есть такая!
— А как ей живется?
— Да живет, не тужит!
— Сколько ли отсюда до Намвона?
— Шестьсот тридцать ли!
— Быстро едем! Собирайтесь в дорогу!
Чиновники, представившись правителю, удалились.
— Ну, горе нашему уезду!
Новому правителю назначили день отъезда, и он отправился на место службы. Осанкой важен, восседает в паланкине, поставленном на спину коня, в окнах раздвинуты зеленые занавески. Слева и справа — глашатаи, они все в темно-синих платьях, подпоясаны кушаками из белого шелка, на которых, одно возле другого, привязаны колечки. Их тхоннёнские шляпы украшены черепаховыми кольцами и надеты набекрень, а в руках — железные палки.
— Эй, прочь с дороги! — кричат они, отгоняя простой народ.
Рядом бегут слуги и, ухватившись за ручки паланкина, сдерживают коней.
— Крепче держи!
Вслед за слугами идет пара сопровождающих в войлочных шляпах. Чиновники канцелярии, ведающий казенными работами и выехавший им навстречу делопроизводитель выглядели весьма внушительно. По сторонам дороги парами шагают слуги, посыльные, а впереди — слуга с зонтом. На зонте белого шелка в синюю полоску блестят бронзовые кольца. Двигается процессия торжественно, впереди и позади раздаются окрики, чтоб простой народ посторонился. Прямо сияющее облако! Правитель прибыл в Чонджу и, огласив приказ государя у подворья перед дворцом наследника престола, посетил военный лагерь. Миновав Чобунмок и перевал Ногу в Манмагване и не задерживаясь в Имсиле, отобедал в Осу. В тот же день он прибыл к месту службы.
А здесь уже тысячник командует войском, и все нижние чины управы очищают для него дорогу. Впереди выставили пару знамен, на которых написано «Путь свободен!», на юге, в области Красной птицы, стоит пара знамен красного цвета, на востоке, владениях Зеленого дракона, — два красно-синих знамени, еще пара синих — на западе, а на севере, которым ведает черепаха, — знамена черного и красного цветов — флаги ждут смотра и приказаний нового правителя, а под ними выстроились высшие и низшие военные чины и двенадцать пар слуг. Все дрожит от боя барабанов и звуков рожков, далеко вокруг разносятся барабанная дробь, пение рожков и окрики погонщиков лошадей.
Новый правитель переменил платье в башне Простора и Прохлады и, у подворья огласив приказ государя, въехал в город, сидя в маленьких носилках. Кругом толпился народ, и правитель, выпучив для устрашения глаза, снова зачитал приказ государя. В уездной управе для него приготовили угощение, а потом для приветствия явились чиновники — высшие военные чины и те, что служили в провинциальных шести ведомствах. Правитель тут же распорядился:
— Позвать мне старшего над казенными рабами! Пусть сделает перекличку кисэн!
Старший над казенными рабами принес книгу, где записаны имена кисэн, и стал их выкликать по порядку. Каждое имя женщины там было вплетено в китайский стих.
Мёнволь вошла, переступая мелкими шажками. Она подобрала подол шелковой юбки и, прижав его к тонкой талии, представилась и вышла.
— Вот Дохон — Алый персик! Разве на ее лице не играет прелесть весны? Это про нее сказал поэт:
Дохон вошла плавной походкой, приподняв подол алой шелковой юбки. Представилась и ушла.