С этими словами красавица поднялась, поклонилась и исчезла. Воспрянул духом правитель уезда: «Так вот отчего на Чхольсан обрушилось столько бед!»
На другой день поутру отправился он в управу и призвал старосту:
— Живет здесь правитель волости Пэ Муён?
— Так точно, господин мой, живет.
— Сколько у него детей?
— Были две дочери, да обе умерли. Осталось трое сыновей.
— А отчего умерли дочери?
— Точно не могу сказать, господин, но суть, кажется, вот в чем. Старшая как-то согрешила и вскоре утопилась в Лотосовом озере. А младшая, оставшись одна, долго горевала — они очень любили друг друга, — потом отправилась на озеро искать сестру и тоже утонула. После смерти обе стали вечно блуждающими душами. Каждый день они выходят из озера, садятся на берегу и плачут, повторяя: «Мы погибли по злому умыслу мачехи». Говорят, что никто из прохожих не может удержаться от слез!
Правитель уезда вызвал чиновника для особых поручений и приказал немедленно доставить к нему Пэ Муёна с женой.
Приказ был тотчас исполнен.
— Мне говорили, — начал правитель, обращаясь к Пэ Муёну, — у вас две дочери от первой жены и трое сыновей от второй. Верно это?
— Да, светлейший правитель.
— Живы они все?
— Дочери умерли, а сыновья живы.
— Отчего же умерли ваши дочери? Под страхом смерти говорите только правду! Не то кончите жизнь под батогами!
Побледнел Пэ Муён — не может слова вымолвить. Но тут вмешалась его любезная супруга:
— Ну какое же может быть вранье, если ваша милость уже все знает? Действительно, у мужа моего остались две дочери от первой жены. Старшая-то была гулящая, вот и нагуляла себе живот. Потом испугалась, взялась тайно травить плод, да и выкинула. Я про себя думаю: «Никто не знает, как было дело; скажут, что мачеха, мол, виновата — недоглядела!» Позвала я ее и говорю: «Мне тебя не жалко, но если ты умрешь, все будут думать, что мачеха убила. Так и быть, я прощаю тебя. Но впредь гляди в оба, чтоб больше этого не повторялось! Подумай о нас с отцом: узнают люди — позору не оберешься! Как тогда будем людям в глаза смотреть?» Ну, поругала я ее, дошло до нее, что она натворила. А как дошло, она той же ночью, ни слова не сказав, ушла из дома, да и утопилась в озере. Младшая же, Хоннён, не уступала сестре — вот уже год, как сбежала из дома — и следов не найдешь. Коли дети янбанов убегают из дома, их и искать не стоит. Потому-то мы и не показывались на глаза людям...
— Если все это правда, значит, ты можешь принести мертвый плод?
Злодейка отвечает ему почтительно:
— Конечно. Я им не родная мать и знала, что мне не поверят, поэтому сохранила его и даже захватила с собой.
С этими словами она достает из-за пазухи «младенца» и передает правителю уезда. Тот взглянул: действительно, вроде похоже...
— Все как будто верно, да и за давностью происшествия прямых улик не найдешь. Я вынесу решение, а вы ступайте.
Той же ночью к правителю опять явилась Хоннён и, преклонив колена, сказала:
— Когда я была у вас в первый раз, светлейший правитель, я молила вас отвести позор от меня и моей сестры. Но разве могла я думать, что эта злодейка Хо и вашу милость опутает гнусной ложью?
Она горько заплакала и продолжала:
— О светлейший правитель! Внемлите моим мольбам! Говорят, правитель Шунь тоже когда-то навлек на себя гнев мачехи. Ведь все, даже дети, знают о коварстве Хо, а вы поверили ее лживым речам! Прошу вас, призовите снова мачеху, велите ей принести «младенца». Осмотрите его повнимательнее! Пожалейте меня и сестру, восстановите справедливость! Отец мой по доброте и неведению попал в сети этой злодейки и не ведал, что делает. Молю вас: простите его!
Хоннён встала, поклонилась и на журавле поднялась в облака. Правитель уезда с ее слов понял наконец, что был обманут женой Пэ Муёна. Гнев обуял его...
Утром он приказал стражнику привести Пэ Муёна и Хо. Ничего не сказал им правитель, только велел немедленно доставить «мертвого младенца». Он внимательно осмотрел «младенца» и тотчас же понял, в чем дело.
— Разрежь ему брюхо! — приказал он чиновнику.
Чиновник вспорол брюшко крысы, и всем стала ясна гнусная проделка подлой Хо. Все, находившиеся в управе, плюнули в ее сторону и пролили слезы в память невинно загубленных Чанхва и ее сестры.
Правитель уезда взял в руки меч и грозно проговорил:
— Ты, гнусная тварь, сотворив подлое дело, пыталась лживыми речами отвести от себя подозрения. Может быть, ты и теперь будешь изворачиваться? Ты преступила закон, свершила неслыханное злодеяние — убила невинных падчериц! Если сознаешься во всем, я смягчу тебе наказание.
Свидетель всего происходящего — Пэ Муён — окончательно понял, что дочери его погибли невинными. Горько заплакал он:
— Это Небо покарало меня! Как я, безумный глупец, не мог распознать крысу?! Покойная госпожа Чан была умная женщина, но она, на мое горе, рано покинула этот мир. Остались две дочери. Как они любили друг друга, как радовали меня! Не задумываясь о будущем, я женился второй раз — новая жена родила мне трех сыновей, и я был счастлив. Однажды я вошел в дом, а жена, вне себя от гнева, говорит: «Вы вечно носитесь со своей Чанхва, а знаете ли, до чего она докатилась? Пойдите, полюбуйтесь!» В глазах у меня потемнело. Пошел я в комнату к дочерям, поднял одеяло — «мертвый младенец!» О, как глупо я был обманут! Забыл наставления первой жены, дал провести себя этой гадине... Убейте меня, но все было именно так!
Пэ Муён зарыдал. Правитель уезда приказал ему успокоиться, а на преступницу велел надеть колодки и приступил к допросу. Не снеся батогов, злодейка призналась во всем:
— У отца моего была большая семья. Отец разорился, и мы стали бедствовать. Тут как раз посватался правитель волости, Пэ Муён, и я сделалась его женой. У мужа было две дочери от первой жены — хорошие скромные девочки. Двенадцать лет они росли вместе с моими детьми, и все было хорошо. Но потом они изменились, начали скрытничать, ни ласки, ни привета от них не дождешься... Ну, меня, конечно, досада взяла! Уж я их и ругала, и по-хорошему внушала — хотела сделать как лучше! Однажды ненароком я подслушала их тайный разговор. И надо же — оказывается, со старшей случилось именно то, чего я всегда так боялась! Ужаснулась я в душе, сердце мое закипело... Ну, думаю, если сказать мужу, он во всем обвинит меня. Пришлось пойти на обман — поймала я крысу, обмазала кровью и положила Чанхва под одеяло. Пусть, мол, муж думает, что это мертвый младенец... Потом я рассказала о своих планах сыну. Он-то, провожая Чанхва к дяде, и утопил ее в Лотосовом озере. А сестра Чанхва, Хоннён, испугалась, что и на нее падет гнев родительский, и тоже убежала из дома. Знаю, я заслужила сурового наказания. Но Небо уже покарало меня: мой сын стал калекой. Смилуйтесь, господин правитель!
Чансве и его братья — все трое — в один голос взмолились:
— Мы ничего не просим, позвольте лишь нам умереть вместо родителей!
Выслушал правитель уезда жену Пэ Муёна, не прервал речи и сыновей ее. Мерзость и отвращение вызвали в нем Хо и Чансве.
«Это преступники особого рода, — подумал он, — одной своей властью я не могу решить их судьбу!»
И правитель передал дело в суд. Судья ознакомился с делом и подивился:
— Да-а! Мир еще не знал подобного!
С таким заключением он и послал дело в королевский дворец.
Его величество лично изволил просмотреть доклад и высказал сожаление по поводу печальной участи Чанхва и ее сестры. За сим последовал королевский указ:
«Преступлению мачехи нет прощения во веки веков. Злодейку обезглавить и четвертовать публично, дабы предотвратить подобные проступки в будущем. Сына ее — Чансве — повесить. Сестрам Чанхва и Хоннён соорудить памятник с эпитафией, где было бы сказано об их безвинной смерти. Отца убиенных оправдать».