– Что вы, Евгения Александровна! Это ж режимный объект.
Закатываю глаза. Когда это нас, интересно, останавливало? Правила созданы для простых смертных. А мы тут все – небожители. Усмехаюсь.
– Всё же попытайся. Не надо нам перед прессой маячить.
Как я и думала, спустя десять минут и пару коротких переговоров посредством висящей на ухе водителя гарнитуры, нам разрешают въехать на территорию. Ворота с лязгом захлопываются, отсекая наш кортеж от всего остального мира. Я выхожу из машины. Здесь откуда-то берётся сквозняк. Волосы взметаются над головой и падают на грудь. Раздражённо отбрасываю их за спину и неторопливо оглядываюсь. Где-то я вычитала, что для осуждённых вроде Горозии существуют специальные элитные тюрьмы. Усмехаюсь, потому как ничего элитного здесь и в помине нет. Клумба с редкими чахлыми бархатцами и высохшей в камень землёй, барачного типа унылое здание, провалы зарешеченных окон в зелёных, местами облупившихся и рассохшихся рамах, в которые, должно быть, страшно дует зимой. Я ёжусь – так, словно посреди лета ощущаю этот пронизывающий до костей холод. Отсюда хочется сбежать через минуту. О том, что мой новый начальник после этапирования из СИЗО провёл здесь почти пять лет, я стараюсь не думать.
Кто-то принимается громко улюлюкать. Наверное, выйти из машины было не самым моим разумным решением. С другой стороны, ну не нападут же на меня на территории охраняемой зоны? Пальцем поправляю очки на переносице. Нервы натягиваются тем сильней, чем дольше минут проходит. Ожидание наскучивает предсказуемо быстро. Голову печёт, горло пересыхает то ли от этой жары, то ли от несвойственного мне волнения. Хочется сжаться, спрятаться, чтобы перевести дух. Но я держу эмоции в узде. Мне ещё понадобятся силы. Как же это всё не по-человечески долго. А как ему?
Наконец, в будке КПП замечаю какое-то движение. Я застываю, кажется, врастая высокими каблуками в утоптанную кирзовыми сапогами землю. Мучительно хочется всё отмотать назад. Вернуться в себя, в свой кокон, в свой выстраданный покой. Но дверь открывается, и я понимаю, что покой теперь мне только снится, хотя сразу его даже не узнаю. Нет, он всё также высок, очень высок, выше меня на целую голову, а ведь я не из Дюймовочек. Лица не вижу – он прячется под капюшоном уродливого… свитера? Господи боже, на дворе под сорок, а он в свитере. Почему? И, часом, не он ли делает фигуру Горозии… такой массивной? Тот Серго Горозия, каким я его запомнила, был поджар, скорей даже сух.
Отмираю, делаю шаг вперёд. Всё ж каблуки вросли в землю только в моих фантазиях. На деле же ничего подобного, естественно, не происходит. С удивлением понимаю, что Горозия никуда не торопится. Достаёт из кармана сигарету и, закуривая, принимается о чём-то болтать с человеком в форме, прямо не сходя с порога пропускного пункта. Неужто за столько лет не наговорился? Или по-прежнему считает себя такой важной задницей, которую и весь мир, не то что мы с Костиком, подождёт? Усмехаюсь и отвлекаюсь на телефон. Осиротевшие за день моего отсутствия подчинённые обрывают мессенджеры. Я уже знаю (пришлось поинтересоваться), когда тот или иной из них появился. Мне много что пришлось узнать, чтобы не попасть впросак самой, и не поставить в неловкое положение Горозию. За шесть лет, что он провёл за решёткой, мир стремительно изменился. Важно было понимать, какие новшества Сергей Зурабович успел застать, а какие ему только предстоит освоить. Мессенджеры, к счастью, входят в первую категорию.
Пока я отвечала на самые важные сообщения, Сергей Зурабович, очевидно, наговорился. Не решаясь сразу поднять глаза, я замечаю сначала его ноги в каких-то жутких мокасинах (почему он не надел ничего из того, что я ему отправила?), голенища джинсов и простецкий целлофановый пакет с барахлом. Почему-то этот пакет в его руках особенно врезается в мою память…
– Добрый день. – Не знаю, как смогла это произнести вслух. Горло сжимается, будто колючая проволока с забора, прикинувшись мне на шею, затянулась удавкой.
– Да. Точно. Добрый. А вы…
– Я ваш заместитель. В новом проекте.
Чёртов капюшон. Под ним ничего ведь не рассмотреть… Пальцы чешутся – так его снять хочется!
– Вот как? А что вас, заместитель, привело в такие дальние края?
– Меня Евгения зовут. Евгения Александровна…
Он криво улыбается. И снова тянется за сигаретой. Подкуривает обычными спичками. Язычок пламени освещает лицо и руки. Грубые, с коротко стрижеными ногтями и шершавой даже на вид кожей на костяшках.
– Ну, мне, очевидно, представляться не надо. Так что я хотел бы получить ответ на свой вопрос. Что… – он затягивается, – …вас сюда привело?