— Вы должны мне помочь. Я не…
Труит не слышал ее, не мог слышать. Кэтрин неподвижно лежала в кровати его отца. Он вошел в нее и почти поверил, что она девственница.
Эта женщина была его, превратилась в магию запахов, плоти и вздохов.
Она стала его женой. Он трогал ее, целовал, а она двигалась под ним тихо, словно вода, словно теплая вода в ванне. Первое прикосновение к ее коже заставило его задохнуться; он вспомнил, в чем отказывал себе долгие годы.
То и дело он спрашивал ее разрешения продолжить, и она застенчиво шептала ему на ухо: «Да». Он забыл о глубине своей страсти, которая сейчас затопила его теплом и добротой.
Кэтрин боролась с собственными желаниями, выкинув из головы соблазнительные ухищрения. «Это не я», — успокаивала она себя, помня, что играет роль, и играет отлично. Она привыкла к тому, что является женщиной, которую хотят все мужчины, но понимала, что Ральф стремится к началу, к наивной девушке, застенчивой и отдающейся постепенно. Она делала все так хороша, что поверила в свою ложь. Ральф был не первым мужчиной, который ставил во главу угла свои интересы, мало думал о партнерше и рассматривал ее как необходимое условие собственной страсти.
Она стала вещью, которую он желал, и удивлялась тому, что в какой-то степени рада этому.
Ее затопило его тепло, восхитило мастерство любовной техники. После истории о его беспутной юности ей представлялось, что Ральф устал, что ему как ей, все наскучило, однако он действовал с полной отдачей и разнообразием, которые ее волновали. Кэтрин знала: ее простота его возбуждает. Она заставила Труита поверить, что он снова молод и что все очарование чувственности у него под контролем.
Он был надежным, более страстным и добрым, чем она предполагала. Под его горячими руками она теряла равновесие, металась в темной комнате. Только бы не оплошать. Кэтрин боролась с собственной забывчивостью, с желанием взять его за руку, поцеловать его ладонь, облизать плоть.
Каждую ночь они занимались любовью. Кэтрин уже не вытаскивала из чемодана голубой флакон, не держала его в руках и не смотрела сквозь тонкое стекло на заключенную в нем жидкость. Она не забыла. Она откладывала.
Дни казались бесконечными. За обедами — мучительное соблюдение манер и подавленный аппетит. Миссис Ларсен не глядела им в глаза. После обеда они поднимались наверх. Обнаженная Кэтрин приходила к мужу из своей комнаты и ложилась рядом в кровать его отца. Каждую ночь они придумывали позу из ничего, из потребностей тела. Он находил губы Кэтрин и целовал так, что она не помнила собственного имени. Иногда он просто целовал ее, клал голову ей на плечо и засыпал.
Труит не обсуждал с ней свои несчастья. Вообще редко говорил, словно сексуальные отношения между ними были тем общением, которое им требовалось. Кэтрин пыталась поведать выдуманную историю о своем детстве. Пробовала описать ужас надругательства, подробности миссионерской жизни на других континентах, которые почерпнула из библиотечных книг. Ральф относился к этому с сочувствием, но мягко закрывал ей рот ладонью.
Ему хотелось ребенка. Он мечтал о внуках, которых качал бы на коленях.
Мало-помалу, с помощью едва заметных манипуляций, Кэтрин выяснила, что ему нравится. Иногда ночью, когда Ральф спал, она смотрела в потолок и думала, что, возможно, уже получила желаемое. Любовь и богатство человека, который не обидит. Человека, в котором нет ничего комического.
Он явно любил ее. А если даже и не любил, то испытывал страсть. Он позволял ей все, что угодно. Перед ней словно раскрывался новый ландшафт. Кэтрин была так утомлена ночами страсти, что ей трудно было сосредоточить мысли. В чемодане лежал голубой флакон, и иногда ей хотелось забыть о его существовании.
Как-то Кэтрин отправилась в город. Он был обыкновенным: грязная дорога, бакалейные магазины, скобяные и мясные лавки, цирюльни. В грязных витринах Мясо казалось жалким и сухим. Люди кивали ей, разглядывали ее с любопытством и плохо скрытым пренебрежением. Она уложила волосы в более привлекательную прическу. Познакомилась со Свенсонами, Карлсонами и Магнуссонами. Искала в них безумие, о котором читала в газетах. Ничего не обнаружила. Искала красоты, но не нашла того, что вызвало бы в ней интерес, за исключением нетронутых детских лиц. Искала просвещенных удовольствий, но их судя по всему, не было. Тем не менее Кэтрин не скучала, каждый день она ждала вечера. Ждала Ральфа.