— А сейчас я попросил бы вас удалиться. Оставьте меня в покое. Полагаете, моя жизнь очень хороша? Это не так. Думаете, я окружен любовью? Нет, не окружен. Но я не желаю разгадывать вашу головоломку, — Тони вернул Кэтрин кольцо, — И ваш маленький деревенский бриллиант мне не нужен. Вон отсюда ко всем чертям!
Мэллой не отступал.
— Мистер Труит, мы не совершаем ошибок.
— Не называйте меня этим именем, — разъярился Тони. — Я уже вам сказал. Меня зовут Моретти. Сегодня у меня выходной. Час любезности с незнакомцами закончился. Убирайтесь с этой дурацкой историей к вашему деревенскому мужлану, кто бы он ни был, и передайте, что оплошали. Или поезжайте на поезде в Филадельфию. Обратитесь там к любому. Они помогут вам найти Моретти, задайте им вопрос о сыне. Родителям не нравится то, что я делаю. Они считают, что игра на фортепьяно — занятие для девушек. Они тоже хотят меня вернуть. Если уж возвращаться, то к родным. Но мой дом здесь. А вы из него выметайтесь.
Молодой человек открыл бутылку и налил себе ой бокал бренди. Кэтрин живо представила, как по ее телу огнем разливается напиток.
— Мы еще придем, — тихо пообещал Фиск.
В его голосе едва заметно прозвучала угроза.
— Вряд ли. С какой стати?
Антонио уселся в голубое бархатное кресло. Красный халат распахнулся у него на груди. Кэтрин увидела длинный торс.
Больше им ничего не оставалось, как удалиться. Когда, спотыкаясь в темноте, они спускались по лестнице, то услышали его смех. Два униженных пинкертона. Кэтрин надела кольцо на палец и улыбнулась. Она испытывала восторг.
Возвращались они через воскресный рынок. Пробирались в толпе мимо дешевых платьев, хлипких пальто, мимо рядов с замерзшей капустой и медными кастрюлями. Кэтрин заметила человека, продающего птиц. Желтых, голубых и красных канареек. Маленькие птички казались на холоде полумертвыми, но она купила одну, вместе с красивой клеткой, и понесла в гостиницу. Держала клетку в руке и дышала на дрожащее тельце птички, оберегая от морозного воздуха на воскресных улицах Сент-Луиса.
Глава 13
Кэтрин решила подождать пять дней. Душа горела огнем, но она хотела выдержать время. А когда эти дни пройдут, не станет медлить и часа.
Прежде чем рассказать об Антонио, она написала Ральфу о своих планах в отношении сада. Кэтрин рассказала о времени, проведенном в библиотеке. Описала высокие окна, длинные столы, косые лучи солнца. Поведала о том, что можно сделать в саду. Она заставит растения вновь зацвести! Она была даже нежна, но в меру. В конце концов, она едва знала своего мужа.
В письме Кэтрин спросила, может ли она заказать семена и рассаду для посадки весной. Так они отпразднуют возвращение домой Антонио. Она догадывалась, каким будет ответ Ральфа: она вольна делать все, что захочет. Кэтрин улыбнулась, поскольку это — правда..
Часами она простаивала в Миссурийском ботаническом саду, любуясь восхитительными орхидеями. Соцветия, белые и элегантные, как Тони Моретти, поражали нежной красотой. Их можно было выращивать в стеклянной оранжерее. Кэтрин внимала садоводам, которые перечисляли ей все, что может и не может народиться в климате Висконсина. Она не представляла сколько времени там длится весна, какая температура летом. Примерно прикидывала и покупала с осторожностью, но и с надеждой. Платила наличными шла в банк за дополнительными деньгами. Она приобрела маленькую серебряную ручку и блокнот с красными и белыми флорентийскими форзацами и аккуратно заносила туда название и свойства каждого заказанного растения.
Кэтрин мечтала о саде. Думала о своей жизни, напоминавшей лоскутное одеяло. Лоскуты эти были связаны между собой по-разному. Тут были и опыт, и знания, и интуиция. Но какой в них смысл? Она не имела представления о добре. У нее не было сердца, она не понимала, что такое — хороший, правильный поступок. Ей требовалось пространство, в котором она устроила бы сражение, бушевавшее у нее в груди.
Сад сулил порядок, успокаивал неукротимые страсти. Усадив на палец птичку, Кэтрин надеялась на порядок в своем тайном саду и на понимание того, что такое добро. Ожидание сказывалось на ней плохо. Размышления тоже ни к чему хорошему не приводили. Она вспоминала прошлое, и ей не хотелось снова там оказаться.
Тони Моретти был похож на нее, похож на тайный сад. Он верил в свою ложь, никогда не колебался и не сомневался. И побеждал.
Позже Кэтрин снова написала мужу и сообщила, что посетит Моретти одна, без напористых агентов, так как более мягкий подход заставит молодого человека одуматься. Она была убеждена, что пинкертоны правы: тот, кто называет себя Моретти, — сын Ральфа. Тони надел маску. Тем не менее легкая дрожь и изгиб губ мужчины говорили, что он обманывает. Конечно же он испытывал горечь, но, но мнению Кэтрин, и сожаление. Он скрывал правду за очаровательной наглостью, и ему это не слишком хорошо удавалось.