— Так, так, — кивал Гарденер, слушая Дюшена. Ему было известно, что это Вэрт уговорил старуху Фонтенак поставить свою подпись в «Тетради Мира» и дать денег грачам.
Зазвонил телефон. Майор взял трубку, и лицо его передернулось: опять Морвилье! Опять этот болван говорит с ним от имени своего патрона!
— Господин Фонтенак прибыл сюда по совету господина майора и желает непременно с ним повидаться. Господин Фонтенак считает, что все происходящее здесь, в городе, может иметь неприятные последствия. Господину Фонтенаку положительно обещали поддержку и помощь американских друзей, обещали, что будут приняты меры…
— Никогда не давал никаких советов господину Фонтенаку и решительно не знаю, кто обещал ему поддержку, — твердо сказал в трубку Гарденер. — Очень жаль, но имя господина Фонтенака приобрело за последние часы слишком печальную известность. Это многое затрудняет. Да, да, так и передайте!
Гарденер положил трубку и покосился на понурившегося кюре. Наконец-то и он понял, что песенка Фонтенака спета. Вероятно, сейчас даже самые влиятельные из друзей Фонтенака не смогли бы его выручить. Да, верно, и не захотели бы! Кому нужен разоблаченный перед всем миром интриган? Наверное, и в Штатах все уже известно: ведь там так пристально следят за температурой в Европе.
Майор поежился. А сам он? Разве не разоблачили и его газеты левых? Разве не писали о его поездках в замок Фонтенака и префектуру? Вэрт вправе не считаться с ним, смотреть на него сверху вниз. Оставят ли теперь его, майора Гарденера, во Франции? Не окончится ли бесславно его карьера в этом крохотном городишке? Гарденер очнулся от своих невеселых мыслей и увидел, что посетители все еще здесь.
— Так что же мне передать госпоже Фонтенак, господин майор? — обратился кюре к Гарденеру, стараясь скрыть тревогу под любезной улыбкой.
— Кажется, господин кюре, вы слышали только что мой ответ сыну? Да? Так вот, можете повторить то же самое и матери.
Едва Дюшен и Анж ушли, явился Вэрт. Он был тоже хмур и невесел, но, как всегда, полон злой энергии. Его бесконечно злила эта история с картиной, которую раструбили журналисты. Со слов старого слуги Фонтенаков, левые газеты, не жалея красок, расписали «заокеанского коллекционера из военных», явившегося в замок, чтобы приобрести всем известную фальшивку. История не из приятных! Но он уже отплатил старухе Фонтенак за обман. И отплатил не без остроумия!
Вэрт протянул Гарденеру кипу свежих газет.
— Предлагаю вашему вниманию, сэр, самые последние новости, — иронически сказал он. — Кажется, все эти аресты только льют воду на мельницу красных. Собрание в Турьей долине уже подало в правительство протест. Несколько тысяч подписей! Требуют, чтобы Франция, видите ли, отказалась от договоров со Штатами, требуют отстранения Фонтенака, освобождения арестованных. И, конечно, они добьются своего. Не сомневаюсь. По всей Франции идут демонстрации, забастовки. Нам тоже здесь вскоре станет неуютно, если…
— Если что? — угрюмо спросил Гарденер, искоса взглянув на помощника: что еще надумал этот Вэрт? Он только и ждет случая подставить ему ногу, убрать его со своего пути. Мстительное чувство все сильнее говорило в Гарденере. Кого он ненавидит больше? Этих забастовщиков, из-за которых они сидят здесь без воды, без света, без транспорта, или Вэрта? Гм… это еще надо взвесить.
— Если вы будете сидеть сложа руки… — начал Вэрт.
— Сложа руки? Что же, вы, значит, предлагаете вызвать артиллерию и пустить пару залпов по «народному фронту»? Так? Боюсь вас огорчить, Вэрт, но, к сожалению, как бы вам этого ни хотелось, мы лишены такой возможности. — Майор, торжествуя, посмотрел на помощника.
Вэрт задумался.
— Этот трус Ренар все виляет! — сказал он наконец. — Уверяет, что крутые меры могут повредить нам и никто не будет верить словам о франко-американской дружбе. Он считает, что пока, видите ли, толпа ведет себя мирно, только поет и выкрикивает свои лозунги, он даже не может вызвать солдат: боится народного возмущения.
Вэрт повернулся к окну, что-то просвистел, но тут же оглянулся.
— Пока толпа ведет себя мирно… — задумчиво повторил он, — пока…