Вскоре Сименс отметил свое тридцатилетие. О чувствах, которые волновали его в то время, мы узнаем из его письма от 14 декабря, адресованного его брату Вильгельму в Англию: “Я почти решил связать свою карьеру с телеграфией независимо от того, будет ли она совмещаться с военной службой. Телеграфия станет со временам отдельной важной отраслью техники, и я вижу свое призвание в том, чтобы выступить организатором в этой области, так как, по моему глубокому убеждению, она находится в самом начале своего развития.
Таким образом, он отказывался от всех прочих, даже самых выгодных предложений и начинал вплотную заниматься телеграфом, его практическим внедрением в жизнь, отстаивая в конкурентной борьбе свою систему развития телеграфа.
Основание фирмы. Революция и военные действия в Шлезвиг-Гольштейне
По договору 1 октября 1847 года Вернер Сименс и Иоганн Георг Гальске основали совместную “Организацию по строительству и развитию телеграфа Сименса и Гальске”. Они разместили ее в одном из домов существующей и поныне Шенебергер-штрассе, 19 – недалеко от места, где позднее расположилась привокзальная стоянка автомашин. В то время, впрочем, как и сегодня, общество неодобрительно смотрит на то, что офицер, находящийся на службе, одновременно руководит фирмой. С юридической точки зрения, Сименс был сначала только совладельцем “Организации по строительству и развитию телеграфа”; свое личное вступление в фирму он отложил до его ухода с военной службы.
Финансовую поддержку оказал двоюродный брат Вернера, советник юстиции Иоганн Георг Сименс. Стартовый капитал, который он внес в размере 6842 талеров для оплаты расходов по найму помещения, зарплаты, текущих расходов в приобретении инструментов и необходимого материала, давал ему право на часть прибыли. Он получал 20 % от общего дохода, и через несколько лет, когда учреждение консолидировалось, в январе 1855 года он, получив значительную прибыль, смог выйти из фирмы.
Гальске, как и Сименс, жил в том же доме, в котором находилась их мастерская. Вскоре стало ясно, что фирма готова наряду с изготовлением телеграфных аппаратов выполнять и другие сходные с основным направлением работы. Особенно был доволен таким положением Гальске, который еще с давних лет поддерживал тесные связи с физиологом Иоганнесом Мюллером и Эмилем Дюбуа-Реймоном, получил возможность изготавливать медицинские электроиндукторы, широко применявшиеся в 50-х годах во врачебной практике. Потом фирма стала выпускать приборы электросигнализации, которые применялись на железных дорогах и тоже имели хороший сбыт.
Не нужно забывать, что “Организация по строительству и развитию телеграфа” не только по названию, но и по своей сути и структуре была совершенно новым предприятием. Благодаря приверженности Бейта к техническому прогрессу Берлин последней четверти века стал городом развивающегося машиностроения. Организованное же Сименсом и Гальске небольшое предприятие больше всего было похоже на мастерскую точной механики, оптики, часового дела – одним словом всего, что имело отношение к точной технике. Здесь не только занимались производством товаров, но прежде всего разрабатывали различные проекты.
– Такому подходу фирма осталась верна до самого конца ее существования: один вид продукции производился до тех пор, пока он не сменялся другим, более совершенным изделием.
В техническом превосходстве электрической телеграфной связи по сравнению с оптической, да и со всеми существовавшими до сих пор системами связи оба молодых владельца фирмы были абсолютно убеждены, так же, как и в том, что рынок положительно отреагирует на их новинку. Сименс к тому же был твердо уверен, что Прусский генеральный штаб положительно отнесется к его начинанию. Теперь нужно было только доказать, что их конструкции в техническом отношении выполнены лучше и надежнее, чем подобные приборы иностранных конкурентов. Качество "товаров фирма гарантировала. Возможно, они оба также знали, что их стрелочный телеграф будет способствовать действительному прогрессу, если со временем он будет применяться в условиях гражданской жизни, а не только для военных и политических целей.
***
В конце 1847 года маленькая мастерская Гальске насчитывала трех сотрудников. Сколько-нибудь солидных заказов у них не было, но вскоре это положение должно было измениться. В феврале 1848 года во многих европейских столицах отмечались волнения либералов, 18 марта они достигли Берлина.
Сименс и его братья приветствовали эти перемены. Хотелось надеяться, что стремление к свободе проявится в первую очередь в молодежных кругах. 20 марта 1848 года Вернер писал брату Вильгельму в Англию: “Спешу, дорогой брат, передать тебе первый привет из свободной страны! Господи, какие изменения произошли за эти два дня! Два выстрела, произведенные кем-то на Дворцовой площади по неосторожности, в одно мгновение перевели Германию в другой, новый век! Перед моим окном формируется гражданская гвардия нашего района. Остатки военных отрядов под траурные марши покидают город, как этого требует народ. Прошедшая ночь была прекрасной и ужасной одновременно. Полная и ясная луна была окружена сиянием, все окна, если за ними не было жестоких боев, сияли радостью. На улицах нельзя было увидеть ни одного человека с грустным или испуганным лицом, все были как-то по-особенному серьезны, в том числе и женщины. У всех на лицах были запечатлены радость борьбы и юмор, который отличает берлинцев даже в самых серьезных делах. Брат, я просил в ту страшную ночь у берлинцев прощения за то, что имел о них раньше плохое мнение! В глазах у меня стояли слезы, когда я увидел, как трезво и логично проявляли себя в этой ситуации люди, которых мы причисляли к самым низшим слоям нашего общества, и мне стало ясно, что никакой другой народ не был так готов к свободе, как наш. Хотелось бы, чтобы ты видел, как все устремились вперед, когда прозвучал призыв: «Они идут – вперед, братья!» Если бы мы были только вооружены – слышалось вокруг – все кончилось бы очень быстро, но победим и без оружия. И представь себе, идет революция, а на улицах – ни одного разбитого фонаря, никто не позарился на чужую собственность! Дома стоят незапертыми, толпа проходит через них, и не замечено никакой кражи! Разве это не значит, что мы можем гордиться тем, что являемся немцами? Какому ужасному наказанию подверг бы короля ожесточившийся народ. После того как утром на конях через весь город проскакали офицеры с белыми флагами, оповещая всех, что король приказал войскам отступить и он отдает себя под защиту граждан, и когда на весь город раздался призыв к миру, тут народ, сопровождая убитых товарищей, с непокрытыми головами, траурным пением двинулся в направлении королевского дворца; военные, которые еще не покинули своих постов, отдавали честь этой процессии, а король должен был выйти на балкон, чтобы увидеть тех, кто был убит по его приказу. Семь раз он, обнажив голову, униженно появлялся перед разгневанным народом и заявлял, что готов выполнить все условия, которые ему будут предъявлены со стороны народа. Но только когда войска под траурную музыку покинули город, когда была провозглашена свобода прессы, когда было образовано новое министерство из представителей народа, когда гражданам было роздано оружие, народ разрушил воздвигнутые ранее баррикады и с ликованием вышел на освещенные улицы. На дворце, принадлежавшем прусскому принцу, теперь прикреплена надпись, которая крупными буквами оповещает о том, что дворец является теперь “собственностью всей нации"; перед подъездом дворца развевается черно-красно-золотое знамя! Какие перемены! Еще одно интересное явление: несмотря на все ожесточение, народ испытывал удовлетворение от того, как мужественно вели себя войска – никто из них не перешел на сторону противника. Интересно, что обе стороны боролись за одинаковые цели; солдатам было сказано следующее: король выполнил все требования народа, но народ жаждет убийств и стремится к поджогам, он слушает то, что ему внушают французы и поляки, которые имеют цель уничтожить Пруссию. Король в действительности выполнил все требования народа, кроме одного вооружения граждан, но народ не поверил этим обещаниям и считал что его предали. В результате – только ожесточение с обеих сторон .."