Сюжетом «Крестьянина Гельмбрехта» является история юного Гельмбрехта, крестьянского сына, который захотел возвыситься над своим сословием и стать рыцарем, за что был жестоко наказан. Вернер повторяет многие выражения Нейдгарта и приводит подробности, касающиеся длинных волос и необыкновенной шапки героя. Короткий рассказ о тщеславном крестьянине, едва намеченный у старшего поэта, у Вернера развит в эпическое повествование с многими эпизодами, самобытно очерченными характерами.
Мысль, что Вернер заимствовал нейдгартовский сюжет, стала уже общим местом в немецкой критике.
На первый взгляд кажется, что точка зрения Вернера на тщеславных крестьян не отличается от его предшественника. Но развитие сюжета убеждает нас в том, что поэты стоят на различных идейных позициях. В побасенке Нейдгарта слышен голос чванливого рыцаря: с беспокойством взирает он на разбогатевших крестьян, а обуздать этих «ниспровергателей устоев» предлагает с помощью кулачного права.
Вернер тоже осуждает своего героя. Но он говорит это так, как мог бы сказать патриархальный крестьянин, встревоженный переменами в молодом поколении, небрежением к труду и неуважением к собственному сословию. Ведь труд крестьянина — опора и украшение всей земли. По словам поэта, всякая тварь земная, птицы и звери, кормятся от него. И прекрасные дамы процветают, и короли имеют власть благодаря крестьянину.
И его самозваный рыцарь терпит крушение не из-за одного только тщеславия. Непрощенный грех его в том, что, спознавшись с рыцарями, он пытает и грабит крестьян. За это он принял смерть от их рук, а вовсе не был унижен знатью, как Нейдгартовский Гильдемар.
Если Вернер Садовник и был рыцарем, то рыцарем, непохожим на других. Ему довелось стать выразителем мыслей крестьянства, его гордости своим трудом и ненависти к высшим сословиям.
Ценность рассказа для Вернера заключается й его жизненной достоверности. Уже в зачине поэмы он обещает поведать о том, что сам видел, и дальше заявит не раз: «Рассказ не выдумка, не вздор... но это быль, я видел сам». А между тем и книжный источник для него имеет авторитет безусловного факта. Рассказывая, как мужик купил коня и сколько добра за него отдал, поэт поясняет: «Про то узнали мы из книг» (ст.-391, в переводе 393), хотя это и противоречит тому, что он был очевидцем событий. Вернер вообще не старается свести концы с концами и мало заботится о логике частностей фабулы.
Реплика «про то узнали мы из книг» имеет еще цель пародийного подражания средневековым авторам, украшающим свои сочинения ссылками на литературный источник. Пародия же или даже шутливое подражание предполагают полемику. Не даст ли нам это ключ к методу Вернера, не позволит ли лучше понять, к какому жанру отнести его поэму?
На этот счет есть много толкований. Рудлоф, один из первых исследователей Вернера, считает, что в «Крестьянине Гельмбрехте» объединились два направления — рыцарская дидактика и сельский миннезанг.
Фр. Панцер видит в поэме «не столько чистый эпос, сколько переряженную в эпические одежды сатиру».
Г. Фишер обнаруживает в фабуле «Крестьянина Гельмбрехта» дважды повторенную параллель к евангельской притче о блудном сыне, а в отношении метода — принцип «художественного эклектизма».
К. Ру рассматривает структуру поэмы как удвоенную схему куртуазного романа (приготовления героя к отъезду — отъезд — приключения — возвращение), пересаженную на деревенский луг и в крестьянскую горницу, и считает, что прямым прототипом для Вернера послужил,«Григорий» Гартмана фон Ауэ.
Г. Кольб, вслед за Зейдлером, указывает на обилие диалогов в поэме и заключает, что здесь мы имеем дело с особой формой, стоящей между эпосом и драмой.
Исследователи «Крестьянина Гельмбрехта» придерживаются двух точек зрения: одни ученые, как Кейнц, видят в фабуле поэмы реальный факт. Кейнц и его последователи[80], доверившись берлинской рукописи, обследовали указанную в ней местность и обнаружили два крестьянских хозяйства, за которыми до ХVIII века держалось прозвание «гельмбрехтова двора». Соответственно были «открыты» другие реалии, описанные в поэме.
Современным ученым, как Фишер, Кольб или Ру, этот подход кажется наивным, прежде всего потому, что в художественном произведении они видят создание творческой фантазии, для которой отдельный случай мог быть лишь побудительным толчком. Эти критики заняты поисками «модели» для нашей поэмы, в виде сюжетной схемы, поэтического прототипа или определенного жанра с его устоявшимися чертами[81].
80
F. Keinz. Helmbrccht und seine Heimat. Munchen, 1865; Leipzig, 1887; L. Fulda. Einleitung zu einer Ubersetzung Meier Helmbrechts. Halle, 1890; M. Schlickinge r. Der Hclmbrechtshof und seine Umgebung. 51 Bericht uber das Мupuim Francisco-Karolineum. Linz, 1803.
81
На этом пути было сделано немало интересных наблюдений. Так, в названной статье Фишера дается анализ «возвращающихся мотивов в «Крестьянине Гельмбрехте»: троекратное повторение мотива наказания через отсечение руки, ноги, ослепления и повешения, троекратное упоминание о вещих снах и др.; в статье Зейдлера рассмотрен язык и композиция поэмы, ее стиль и особенности стиха. Зейдлер первым отметил, что чередование частей поэмы, различных по характеру, выразительно подкрепляется сменой ритмов стиха, не связанного определенным размером, что и стремился передать переводчик.