- Зачем?
Голос был спокойным и даже равнодушным. Ни тени насмешки. Ни намёка на удивление.
Синктэ мог бы сказать, что оставаться рядом с трупом, ему было неприятно. Он сказал другое, почти невпопад.
- Я сильный. Я пригожусь.
- Я вижу, что ты сильный. Но ты устал. Возвращайся в обычный мир. Здесь нет солнца, нет неба, нет жизни. Что тебе искать здесь?
- Выход. Смысл.
- Здесь этого нет.
- Убежище. Свободу.
Белый холодно усмехнулся.
- Ты наивен. Спрятаться в этом мире нельзя. Безысходность – хитрая мразь, она просачивается даже в самые узкие двери. Она поглощает всё, что попадается ей на пути. Проникает всюду. И харчит таких, как ты, на завтрак.
Синктэ кивнул. Это он знал всегда. Ничто нигде и никогда не имело смысла. Всё было низачем.
- Ты здесь живёшь? Вот прям здесь? Всегда?
- Угадал.
Синктэ внимательно всматривался в волевое лицо белого воина. Этого лица никогда не касался солнечный свет. В нём не было злости, но не виделось и добра. Ни ненависти, ни любви, ни отваги, ни страха – только ледяной свет луны, исходящий откуда-то изнутри.
- Я одиночка, - сказал незнакомец. – Ты можешь идти со мной, но совсем недолго. До заброшенного хутора.
Синктэ кивнул. Он не знал, где это, но какое это имело значение? Если он вдруг захочет, то к Ялке он сможет уйти из любого места этой злополучной трясины.
Больше незнакомец не говорил ничего. Они шли и шли, проваливаясь то по щиколотку, а то и по колено в трясину. Какая разница, куда именно лежал их путь? Шаг, и ещё шаг, и ещё – много таких. Застоялый воздух давил, мешал дышать, но, кажется, только Синктэ, потому что Белый словно не замечал ничего вокруг. Глядя на него Синктэ чувствовал себя безвольным слабаком.
Темноту вокруг можно было резать ножом. Синктэ всегда любил ночь, но холодную, лунную, а эта – багровая, страшная, древняя, горячая – была ужасна. Он жадно хватал ром воздух и часто спотыкался. Топь становилась всё глубже и глубже. Вот они уже проваливались по пояс, и похоже это было только начало. Белый не произносил ни слова. Синктэ тоже молчал. Лез за своим странным спутником по пятам, стараясь не отклоняться ни на шаг – болото всегда остаётся болотом. Оглядываться вокруг было бесполезно: во царящей тьме можно было различить разве что белый плащ незнакомца, меховой капюшон его куртки и светлые волосы с вплетёнными в них серебряными и белыми нитями. Меч незнакомец убрал в ножны за спиной, тёмные, испещрённые рунами и странными рисунками. Синктэ свой клинок нёс в руке, опирая на плечо. Какие-то глаза вспыхивали то справа, то слева от путников. То и дело до их слуха доносилось рычание и хлопанье крыльев, но… Это были не те звери. Не от них Синктэ бежал в Топи из города. Этих можно было убивать, а, значит, не стоило опасаться. Небось такие же хилые длинношейки, как те, которых он рубил пачками каждый день.
Вдруг начался резкий подъём. Земля под ногами стала упругой и прочной. Топи неожиданно закончились.
Этого не могло быть, но было. А ведь Синктэ был свято уверен, что так попросту не бывает. Из этого гнилостного ада выход был только на Пустырь. Миновать этот этап можно было только в двух случаях. Принести жертву или – быть богом. Третьего не придумали.
Белый продолжал идти вперед, как ни в чем не бывало. Его ничего не смущало и не удивляло.
- И чего ты бог? – вслух спросил Синктэ, вовсе не ожидая ответа. Сам бы он на такое точно отвечать не стал. Особенно какому-то оборванцу, не способному даже самостоятельно справиться с болотными выползками. Позорище.
- Молчания, - веско ответил странный незнакомец. И непонятно было, насколько эти слова были шуткой.
А ведь тьма вокруг тоже развеялась. Изменилась. Из удушающей болотной ночи, к которой Синктэ так и не сумел привыкнуть за все время жизни здесь, превратилась в обычную, пусть и густую, но совсем не страшную. Ту, в которой есть свежесть, и тайна, и запахи, и шорохи, и даже музыка далеких звезд – стоит только прислушаться внимательно. Да, звезды тоже было видно. Как ни странно.
- Здесь кто-нибудь живет, да? – не оставил попытки поговорить Синктэ. – И мы идем к этому психу?
«Ну, давай же! Давай! Расскажи мне, как я не прав. Как я тоже не отличаюсь умом и сообразительностью, поселившись здесь».