Вместе с поцелуем я пила с его губ дыхание ночного леса, и предчувствие дождя, и утреннюю туманную взвесь…
- Хиг, нас могут увидеть! – воскликнула я.
Он виновато кивнул. Или обречённо.
- Я больше не обману, - горячо заверила я, вспоминая нашу последнюю встречу. – Я приду обязательно.
Чувствуя, что он просто не сможет вот так вот уйти, я резко развернулась и, взбежав на крыльцо, не стала ни махать ему на прощанье, ни даже оглядываться. Я задержалась лишь на миг, пытаясь отдышаться и успокоить судорожно бьющееся сердце. Потом скрылась за дверью, закрыв её за собой даже чересчур поспешно, так что она гулко хлопнула.
Я была рада оказаться снова в окружении дурацких дедовских рассказов, неумелых и приукрашенных, и сигаретного дыма. Я не ждала Хига сегодня. Я знала, что он придёт, но – в глубине души надеялась, что его больше нет. Я не хотела его смерти сознательно, просто он был полузачёркнутой страницей в книге моей жизни. Стоило ли читать её заново?
Трактат о восторженных душах. Глава четвёртая
- Девочка боялась, - говорил старик. – Она чувствовала, как что-то ужасное подбирается к её дому. Она чуяла это во тьме и плакала, и кричала по ночам. Она понимала, что это придёт неминуемо, и страх от понимания становился лишь ощутимее, лишь крепче вцеплялся в её неокрепшее после затяжной болезни сознание. Она вставала с постели, совсем не отдохнувшая и весёлая, а полностью разбитая… Мать беспокоилась всерьёз. Каждое утро, когда девочка, дрожа, пряталась у неё на коленях, она заваривала ей лечебный чай и обещала купить всё, чего бы ей ни желалось.
- Мама увези меня! – говорила девочка. – Ведь есть же на свете другие места, где не страшно?
Мать целовала её в лоб и утешала. Разве здесь было страшно? Разве мог кто-нибудь плохой проникнуть за крепкие стены их любимого дома? Нет, конечно!
Девочка верила ей и весело играла целый день. Бегала по осенней улице, загорелая и словно бы золотая. А ночью страхи возвращались, и она превращалась в бледную дрожащую тень. Она вздрагивала от каждого шороха и не поднимала глаз.
Мать уже начала задумываться о том, чтобы отправить её в город на лечение. Или, может быть, в лагерь или дом отдыха. Но это случилось раньше.
Был вечер. Девочка шла по коридору в свою комнатушку. Пройти было необходимо мимо двух других комнат: маминой и сестры. Девочка бодро топала по полосатой ковровой дорожке, пытаясь утешить себя мамиными словами и обещаниями.
Всё было тихо и спокойно, и мирно, и вообще здорово. Мать смотрела новости по телевизору, сестра – наверное, читала. Девочка повертелась перед большим трюмо, взялась за ручку двери…
Из комнаты сестры донеслось сдавленное рычание. Девочка замерла. Она давно ждала чего-то подобного. Она медленно обернулась и прислушалась. На миг она решила, что ей всё показалось, но крик сестры и ужасный грохот убедили её в том, что она не ошиблась.
«Началось,» - это она ещё успела подумать. Она стояла посреди коридора и беспомощно озиралась. Нужно было что-то делать и немедленно, но она не знала и даже не догадывалась, что.
Вдруг раздались быстрые шаги. В коридор вбежала мать в халате, наброшенном на ночную рубашку. Девочка бросилась к ней, но та грубо оттолкнула её и ворвалась в комнату старшей дочери.
То, что творилось там, походило на безумие: сестра с белым, как мел, лицом прижималась к стене, стиснув в руке большой камень. Окно было распахнуто настежь – в него врывался леденящий душу запах ночи. Занавески вздымались. Сорочка сестры была залита кровью, а по полу катались человек и волк. Мать побледнела и бросилась к старшей.
- Я не ранена! – крикнула та. – Сделай что-нибудь! Я знаю, ты можешь…
Мать растерянно оглянулась. Зверь глухо рычал, и было ясно, что один из противников погибнет неминуемо. Девочку трясло. Она неотрывно смотрела на клубок сцепившихся в яростной схватке тел. Летела бурая шерсть. Сестра метнулась было к ним, но мать отшвырнула её в сторону.
- Закрой окно. Иначе они придут сюда, слышишь, как воют?