— Нет, Лия, я не ранен, — совершенно спокойным тоном ответил он, набрасывая на меня камзол. — Я мёртв.
— Что — о–о? — холод был забыт, глаза вновь защипало. — Неет… Вот же ты, стоишь, говоришь со мной, — разум отказывался принимать услышанное.
— Это остаточная магия, её немного, но хватит, чтобы вывести тебя отсюда, — бегло начал пояснять Дуглас, видя мою реакцию, параллельно закутывая меня в свою верхнюю одежду.
Про нежить я слышала, и не раз, но слышать — это одно, а видеть воочию — совсем другое. Тем более человека, которого знаешь, кому доверила свою жизнь.
— Это он с тобой сделал, твой брат? — вопрос был риторический, ответ я и так знала. — За что?
— Я случайно увидел твои наброски с его изображением. Пришёл спросить, откуда они у него, вместо ответа получил удар в сердце, со словами: «Ты не отнимешь её у меня снова». Очнулся, закопанный здесь недалеко. Выбравшись из своей могилы, забрался в дом и зарылся в то тряпьё в комнате, стал ждать, когда угасну. Знал, что долго не протяну, но тут услышал, как он привёл тебя. Правда, сначала я не понял, что это ты, но когда ты заговорила…
— Почему не вышел к людям, не сообщил об этом, почему не переместился? — так много «почему» сегодня, и они не кончаются.
— Я был уверен, что не дойду, сил во мне немного, возможность перемещаться утратил, но каким-то проведением продержался до этого дня. — Дуглас взял в свою холодную руку мою кисть и повёл вперёд. Мне захотелось согреть его ладонь, подарить хоть капельку жизни, но та всё оставалась такой же безжизненно — холодной.
Всё, что я видела сейчас, ощущала, казалось мне нереальным: этот серый лес, замёрзшая земля, пульсирующая боль с правой стороны лица, мёртвый мужчина, знающий, что время его сочтено. Боюсь даже представить, каково ему. Это ужасно и неправильно.
— Спасибо, что помогаешь мне. Я и Мария, мы не верили, что ты мог быть причастен ко всему этому, мы знали, что тебе можно доверять, с тобой всегда было тепло и легко, — почему — то захотела, чтобы Дуглас знал это.
Мужчина взглянул на меня, уголки его губ чуть заметно дёрнулись, но глаза, которые когда — то могли так тепло улыбаться, остались безжизненными.
— Куда мы идём? — спросила, всматриваясь в плотную стену деревьев.
— В Сарат. Он здесь недалеко, главное — дойти до моста, — подняв руку, Дуглас указал куда-то вглубь леса.
— В Сарат? — знакомое название города, обрадовало, даже легче идти стало. В Сарате я хоть кого-то знаю, здесь главный отдел Рэйса.
Рэйс…
Задрала длиннющий для меня рукав камзола, приложила запястье с нашей вязью к щеке, ощущая, как от рисунка исходит успокаивающее тепло.
— Я так и знал. Рэйсон Эриз? — заметив мой манёвр, спросил Дуглас. В ответ я молча кивнула. — Я сразу понял, что его интерес к тебе непростой. Одна реакция виэра Эриза чего стоила, когда он услышал от меня твоё имя. Сам был таким, когда…
— Когда что? — переспросила, заметив, что мужчина не спешит продолжать.
— Когда увидел Мию и понял, что она — моя единственная.
— Ту самую Мию? — я видела, что Дугласу тяжело говорить об этом, но и не узнать о девушке, именем которой меня называл «Кошмар» и Дуглас, не могла. — Кто она?
— Была моей наречённой, много лет назад. Мию привел в наш дом Арон после того, как её родные погибли в пожаре. Он хотел сделать её своей женой, как только она достигнет совершеннолетия. Я в то время работал на северном направлении и увидел Мию, когда она прожила у нас уже какое-то время, а именно: перед самым обрядом помолвки её и Арона. Мы просто посмотрели друг другу в глаза, и я пропал. Мир завертелся вокруг моей Мии. Она тоже признала во мне своего единственного. Помолвка не состоялась. Виры — эмпаты особенные, они чувствуют своих наречённых, и никто не смеет отрицать их выбор, если только сам избранный виэр не откажется. Я не отказался, и никогда бы не отказался. Арон был в ярости, всё швырял, орал, как сумасшедший, но потом вдруг успокоился и забрал моё северное направление. За несколько дней до совершеннолетия Мии она исчезла. Мы искали её всюду, но безуспешно. Перед самым днём её рождения Мия вернулась сама, еле держась на ногах, вся в синяках и ссадинах. Я был готов разорвать всех и вся, за страдания моей любимой, за причинённую ей боль. Знать бы тогда, кого нужно было разрывать, кого наказывать… Мия потухла, она сидела и смотрела в одну точку, от целителя отказалась, позволяла лишь мне быть рядом с ней, а потом и меня попросила уйти. Я послушался, а не надо было: нужно было не отходить от неё ни на шаг, исцелять своей любовью. Больше я свою Мию не видел. Она ушла, оставив рваный клочок бумаги, где просила не искать её, так как её больше нет. Я не поверил, рванул на поиски, но тут из души словно вырвали кусок: помню, как кричал, пока не сорвал голос, взрывая пальцами, в кровь, землю. Хотел уйти вслед за любимой. Не дали, связали по рукам и ногам. Отец плакал, умолял образумиться, смириться и жить дальше, хотя бы ради него. Видя боль отца, согласился. Стал существовать, бессмысленно, без цели.