Ладони мои упёрлись в эту самую грудь и надо признать, ощущать каменные мышцы, с дико бьющимся внутри сердцем, было очень волнительно.
— Плаваю, — не снижая тона выпалила недовольно. — Говорила же, что хочу попробовать.
— Я думал это шутка, как можно одной делать такие глупости, — кажется, ещё громче услышала в ответ. — Когда ты исчезла под водой, я подумал, что больше не увижу тебя, — последнюю фразу он уже выдохнул, с горечью в голосе.
Его рука нежно прошлась вдоль моей щёки, убирая прилипшие к лицу волосы.
Второй рукой, он всё так же, крепко прижимал меня к своему телу. Дышать стало труднее, словно меня опять погрузили вводу с головой, ещё это «ты», кажется, я даже прикусила нижнюю губу, стараясь скрыть, смущение.
— Я бы не полезла в воду, не будь я в себе не уверена, — ошеломлённая, невесомой лаской, уже тихо проговорила я.
Неожиданно Рэйсон подхватил меня на руки и развернувшись, зашагал к берегу.
— Не стоит, я могу, и сама… — попытала возмутиться.
— Нет уж, так я буду точно уверен, что в Вашу прелестную головку, не придёт ещё какая-нибудь безумная мысль, — услышала почти у самого уха, отчего по телу пробежал, уже знакомый, табун мурашек, пробивая, мелкую дрожь.
Похоже, почувствовав это, он прижал меня к себе ещё крепче.
«Да бли-и-ин, что же это», — взвыла мысленно. Ощущать этого мужчину, каждой клеточкой своего тела, чувствовать его неповторимый аромат, это слишком для моего не искушённого, девичьего разума.
Добравшись до берега, Рэйс бережно, поставил меня на землю, вот только выпускать из объятий не спешил. Сосредоточенно смотрел своим тёмным серебром глаз в мои, продолжая вызывать прилив крови ко всем частям моего тела и не давая дыханию вернуть спокойный ритм.
Внезапно он зажмурился, прерывая наш зрительный контакт и следом отвернулся, освобождая меня, отчего мне тут же стало холодно и неуютно.
— Что вообще Вы здесь делаете, Вы же уехали в город? — После того как немного пришла в себя, задала вопрос, выжимая платье и отмечая, что Рэйс даже обувь не снял, ныряя за мной.
— Уехал, — снимая мокрый пиджак, всё так же стоя спиной ко мне, ответил он. — Но вернулся, за Вами. Маркус раскапризничался, желая видеть Вас.
На какой-то миг он развернулся, в этот момент я расплетала косы, чтобы просушить. Заметив это, тут же поспешила сесть в траву, пряча, сейчас обтянутое мокрой тканью тело, за тонкими, длинными травинками. Увидев, моё смущение, Рэйсон вновь отвернулся.
— Приехав, не нашёл Вас дома, — снова продолжил он, теперь снимая обувь. — Начал пытать Хама, о том, где Вы сейчас. Кстати, что Вы с ним сделали? Утром он не позволил даже приблизиться к Вашей комнате. По возвращению Хам был более сговорчив, но и то не сразу сказал, где Вы.
— Ничего я не делала, просто нравлюсь ему, — наигранно, спокойно ответила, про себя довольно улыбнулась, представляя, как Хам увиливает от разговора.
Рэйсон тем временем одним лёгким движением, просушил свою одежду и себя, я почувствовала лишь слабый ветерок, невесомо долетевший до меня.
— Нет, нет, прошу не надо, — воскликнула, когда Рэйсон вновь развернулся и поняв, что он собирается проделать этот трюк и со мной.
Он вопросительно приподнял бровь, не понимая моего отказа.
— Мои волосы превратятся в непослушную копну кудряшек, — поспешила объяснить, такую бурную реакцию, на помощь.
В ответ Рэйс расплылся в хитрой улыбке, видимо, представил меня в образе рыжего чертополоха и решал, хочет ли он увидеть это наяву.
— Ну хорошо, подождем, пока вы высохните естественным путём, — весело произнёс он, присаживаясь чуть подальше от меня.
Я благодарно улыбнулась в ответ.
В воздухе повисло неловкое молчание.
— Хотите есть? — предложила первое, что пришло на ум.
— А есть что?
— Вира Августа, собрала мне с собой, думаю, хватит перекусить и двоим, — я указала в сторону одиноко стоящей корзинке, у места, где провела всё утро.
Мгновение спустя, мы уже любовались щедростью виры Августы. Мясо, заботливо порезанное на ломтики, сыр, пышные булочки, несколько яблок и бутылка лёгкого, домашнего вина, тут же пробудили аппетит.
Рэйсон достав откуда-то нож, начал делать бутерброды. Мне лишь позволил принимать пищу, не подпустил даже к сбору составляющих, когда я потянулась, чтобы помочь.
Ели молча, стараясь не смотреть друг на друга.
Солнце уже полностью просушило ткань платья и я, закрыв глаза, подставила лицо к горячим лучам, наслаждаясь теплом, и даже на какой-то момент забыла, что не одна.
— Знаете, Амалия, — вдруг выдернул меня из моей медитации глубокий, обволакивающий голос Рэйсона. — Я часто стал жалеть, об одной глупости, совершённой в юности, считавший до этого времени эту самую глупость своим спасением.