Не успев додумать эту мысль, он резко отвел назад правую руку и тут же изо всех сил выбросил ее вперед.
Глядя на свое летящее копье, он понимал, что теперь уже ничего не может поделать. Арминий даже не потянулся к мечу: вне зависимости от результатов броска, меч в его руке вряд ли бы что-нибудь решил.
Ванний выжидал, чтобы в последний миг отпрыгнуть в сторону. Возможно, он прикидывал скорость полета копья или просто хотел продемонстрировать свою храбрость. Так или иначе, его ожидание слишком затянулось. Как раз в тот миг, когда он попытался метнуться вправо, копье вонзилось ему в грудь.
Пару мгновений воин стоял, покачиваясь, с удивленным видом. Губы его приоткрылись, словно хавк пытался что-то сказать, но вместо слов изо рта его хлынула кровь. Кровь, пузырясь, полилась и из носа Ванния, и воин медленно осел на землю. Ноги его дернулись и вытянулись.
Арминий осторожно приблизился.
— Дать тебе мир? — спросил он, готовый отскочить в любой момент, если Ванний схватится за нож.
Но его противник, закусив губу, чтобы сдержать крик, лишь кивнул.
Часто бывает, что боль от раны ощущается не сразу. Но потом — Арминий знал это слишком хорошо — она становится нестерпимой.
Обнажив гладиус, он вонзил его Ваннию в горло. Тот конвульсивно дернулся. Хлынула кровь; вместе с ней из рассеченной гортани вытекала и жизнь.
Арминий несколько раз воткнул клинок глубоко в землю, чтобы очистить оружие, а когда несколько мгновений спустя поднял глаза, Ванний уже лежал неподвижно, глядя вверх невидящими глазами. Арминий взял его за руку, проверил пульс и, не найдя биения, поставил ногу на грудь покойного и с усилием вырвал из тела копье. Обернувшись к хавкам, широко раскрытыми глазами взиравшим на поединок, молодой вождь промолвил:
— Он был столь же храбр, как каждый из вас. Не думаю, что я видел более достойную смерть. Да даруют боги мир его духу.
— Да будет так! — провозгласил брат Алка. — Ты победил его в честном бою, в котором он точно так же мог бы убить тебя. Или кто-нибудь считает иначе? — Бородач повернулся к своим соплеменникам.
Среди хавков раздался приглушенный ропот, но никто не оспорил слова пожилого воина. Не нашлось и желающих бросить вызов Арминию, к немалому его облегчению. Ему вовсе не хотелось начинать с хавками кровную вражду. Германские племена могут вдоволь навоеваться между собой потом, а сейчас им необходимо единство, чтобы вытеснить римлян за Рейн.
«А что будет потом?» — подумал Арминий.
Галлия представлялась ему богатой страной, богаче Германии. Римляне властвовали в Галлии на протяжении человеческой жизни, но старики еще помнили те времена, когда галлы сами владели своей землей. В ту пору некоторые германские племена пытались прибрать к рукам земли за Рейном, благо галлы были недостаточно сильны, чтобы дать им должный отпор. К сожалению, римлян нельзя было обвинить в слабости.
Однако если римлян удастся вышвырнуть из Германии, не вызовет ли это смятение и в Галлии? А если так, почему бы германцам не воспользоваться возможностью и не захватить новые владения? Сородичи Арминия имеют право прибрать к рукам все земли, каких заслуживают и каких пожелают.
«А если римляне полетят вверх тормашками, кто сможет остановить натиск германских племен? Никто! — возбужденно подумал Арминий. — Никто на свете!»
Рытье. Рубка. Забивание гвоздей. Распиливание стволов. Нескончаемые брань и похабщина.
Квинтилию Вару век бы не слышать всех этих звуков, отнюдь не радующих слух, но неизменно сопровождающих возведение римского лагеря. Подобно фениксу, Минденум заново возрождался из собственного пепла, и Вар полагал, что рано или поздно из него выйдет неплохой провинциальный город.
Беда заключалась в том, что самому Вару не нужен был даже самый лучший провинциальный город. Он тосковал по Риму, как тоскуют в долгой разлуке по возлюбленной. Однако на Риме для него свет клином не сошелся. Нет, его вполне устроила бы Александрия. Да и Антиохия, откуда он долго управлял Сирией. И Афины тоже — они были достаточно хороши для его сына и вполне подошли бы для самого наместника. Из Минденума, хоть тресни, ни Афин, ни Александрии в ближайшую пару тысяч лет не выйдет. А уж Рима из него не получится… скорее всего, никогда.
Зато Минденум уже превратился в место, откуда Вар все нынешнее лето будет управлять Германией; а там, глядишь, лагерь станет и постоянной столицей провинции. Правда, наместнику отчаянно хотелось верить, что править из этой столицы будет уже кто-то другой. Если у человека нет возможности вернуться даже к весьма сомнительным благам цивилизации в Ветере, пройдет немного времени — и человек этот станет очень несчастным. Во всяком случае, такой человек, как Вар. Какого-нибудь огрубевшего служаку город, которым обещал стать со временем Минденум, может вполне удовлетворить. В конце концов, многие командиры Вара находили Ветеру вполне сносным местом службы. Это дело вкуса — или отсутствия такового.