Германские воины сооружали на длинном склоне вал из земли и дерна — вал, который должен бы укрыть их от глаз противника. Арминий, как и все остальные, таскал и укладывал тяжелые, грязные пласты, поэтому с полным правом произнес слово «мы». Он собрал этих людей, он привел их сюда, но не призывал их делать ничего такого, чего не делал бы сам.
Арминий старался, чтобы все видели, как он работает: большинство находившихся здесь воинов не принадлежали не только к его маленькой дружине, но даже к племени херусков. Многие были выходцами из воевавших друг с другом кланов, и, хотя Арминий убедил их объединиться против римлян, он прекрасно знал: никто не забыл застарелой вражды. Ему нужно было не дать людям передраться между собой до подхода легионов. А уж после…
После он станет или величайшим из былых и нынешних героев Германии — или мертвецом. А раз так, в любом случае можно не беспокоиться о том, что будет после битвы.
— Арминий! — окликнул его кто-то.
Арминий уложил еще один пласт дерна и помахал грязной рукой.
— Эй, я здесь!
— Они идут! — крикнул германец. — Они уже недалеко, и…
Не дав ему закончить, Арминий повторил его возглас:
— Они идут!
Его громовой голос услышали все работавшие воины. Некоторые германские вожди, как и большинство римских командиров, обладали таким громким голосом. Римляне знали, как вырабатывать командный глас, и Арминий у них этому научился.
Как возликовали германцы! Неожиданно все задуманное показалось им вполне осуществимым. Они могли это сделать! Во многом им было далеко до римских легионеров, далеко даже до бойцов вспомогательных подразделений — зато рвения было куда больше. Видя перед собой ясную цель, они могли стремиться к ней как одержимые.
«Только надолго ли им хватит пыла?» — подумал Арминий.
И тут же мысленно ответил: «Хватит настолько, насколько потребуется».
Гонец подступил к нему поближе.
— Есть еще кое-что, — промолвил он, понизив голос, чтобы не услышали остальные.
— Что такое? — спросил Арминий тоже негромко.
— Твой отец от них удрал, — оглянувшись, ответил германец.
Дождь мешал видеть далеко, но, снова повернувшись к Арминию, гонец улыбнулся.
— Вообще-то он уже здесь.
— Отец! — воскликнул Арминий и устремился к Зигимеру.
Двое могучих мужчин крепко обнялись. Сквозь завесу дождя Зигимер всмотрелся в растущую земляную насыпь и похлопал Арминия по спине.
— Вот уж не думал, что до этого дойдет. Видят боги, сынок, даже и не надеялся. Но, хвала богам, я ошибся.
— Мы пока не закончили, отец, — предупредил Арминий. — Ты знаешь поговорку: не стоит прицениваться к еще не рожденному жеребенку.
Зигимер как будто его не услышал.
— Они пройдут как раз мимо этого места. Им придется здесь пройти, потому что выбора у них не будет. Ни малейшего выбора. С дороги им не свернуть. То есть свернуть-то можно, но только в болото, в топь. Им неведомы тайные тропы через трясину, но даже если бы римляне их знали, не смогли бы там пройти такой толпой.
— И они не смогут развернуться, — заметил Арминий, прибегнув к слову более точному, чем любые германские аналоги. — Это как раз то, над чем мы так долго ломали головы.
— И ты все же додумался, как этого добиться! — воскликнул Зигимер. — Помню, ты толковал об этом с хавками, и — да, был прав. А твоя насыпь…
— Это полевое заграждение.
Арминий снова воспользовался латинскими терминами вместо родных, менее точных.
— Ага, оно самое, — снисходительно проворчал Зигимер. — Это когда ты прячешься за кучей земли и ветками, чтобы враг тебя не заметил, пока не станет слишком поздно, да?
— О да! — ухмыльнулся Арминий. — Надо же, мы с тобой думаем одинаково!
— Э, ты можешь сколько угодно толковать о заграждениях, развертываниях и прочих римских премудростях, но не забывай: я устраивал засады на римлян задолго до твоего рождения.
— Конечно. Некоторые, как рано ни начнут, а все никак не могут закончить, — с невинным видом пробормотал Арминий.
— Ах ты, нахальный щенок! — взревел отец.
Но тут же расхохотался.
— Чувствуется, я снова среди своих! О боги, как это здорово! И очень скоро…
— На нашей земле не будет больше римлян, — договорил за него Арминий. — Разумеется, если все пойдет как надо.
Он пока не хотел прицениваться к еще не родившемуся жеребенку.
— Где твои воины нарезают дерн? — спросил Зигимер.
«Твои воины».
Арминий даже замешкался с ответом, смакуя эти слова. Произнести их было все равно что вручить сыну усыпанную драгоценными камнями застежку, скреплявшую плащ высокородного вождя. От гордости у молодого германца перехватило дыхание, и лишь со второй попытки ему удалось выговорить: