Они легли вместе под неярким светом, и Арминий исследовал тело Туснельды руками и губами, а когда не смог больше сдерживаться, навалился на нее и вошел.
— Ой, — тихонько вырвалось у нее.
Его плоть ощутила сопротивление, ведь под ним была девственница. Туснельда охнула снова, громче, с намеком на испуг и боль.
— Ты меня разорвешь!
— Нет, — сказал он, разрывая плеву. — У женщин всегда так бывает в первый раз.
— Моя мать говорила то же самое. Но я ей не верила: думала, она хочет напугать меня, чтобы я не делала, чего не следует.
Арминий почти не слышал ее. Сосредоточившись на возрастающем наслаждении, он наваливался снова и снова, сильнее и глубже, пока наконец со стоном не излил в нее семя.
— Вот теперь ты моя женщина, — молвил он, погладив Туснельду по щеке.
«И этот стервятник, твой отец, уже не может забрать тебя у меня. Дело сделано».
Еще недавно Ветера казалась Вару немыслимым захолустьем — таким это местечко и должно было выглядеть в глазах аристократа и космополита, привыкшего к Афинам, Сирии, Риму. Но теперь, оказавшись в Минденуме, он был не прочь заплатить изрядную сумму за возвращение в Ветеру.
Ветера, бесспорно, лежала на границе цивилизованного мира. Последние намеки на цивилизацию остались позади, в Галлии, а здесь, в германской глуши, о цивилизации напоминали лишь римские воины да вездесущие купцы, торговавшие с дикарями. Да, лагерь был частицей Римского мира, но вокруг раскинулась подлинная Германия, первозданная и дикая.
То же самое относилось и к другим лагерям, самым крупным из которых был Алисо: он тянулся вдоль речки Люпии, что текла на запад, к Рейну.
Эта цепочка укрепленных лагерей служила опорными пунктами для войск, которые в один прекрасный день должны были выступить отсюда, от Минденума, в сторону Эльбы — конечной цели Августа.
Сейчас Вар думал, что само существование островка Римского мира посреди необъятного германского моря — просто чудо. Куда ни посмотри, на севере, юге, западе и востоке простирались бескрайние леса, и верхушки деревьев, ритмично колыхавшиеся на ветру, наводили на мысль о волнах Средиземного моря.
Однако когда Вар поделился этим наблюдением с командирами вверенных ему легионов, те хоть и не подняли его на смех, но отнеслись к сравнению скептически. Так, широколицый префект по имени Люций Кадиций высказался в том смысле, что только волны Северного моря могут дать понять, что такое настоящая непогода, волны же Средиземного моря по сравнению с ними… Он не сразу подыскал определение и наконец выпалил:
— Просто младенцы!
Сказано было не слишком изысканно, но понятно.
Должно быть, это выглядело нелепо, но Вар счел своим долгом защитить честь Средиземного моря (по сути, внутреннего моря римлян) и заметил, что из-за бурь и штормов навигация там продолжается лишь полгода.
С этим Кадиций согласился, но наместнику не удалось порадоваться одержанной победе. Префект тут же заявил, что такое волнение, какое бывает на юге лишь в сезон штормов, на Северном море царит круглый год, а зимой тут волны еще больше.
Вар почувствовал себя слегка уязвленным.
Он был обескуражен, узнав, что германцы, живущие вокруг Минденума, платят налоги зерном, скотом и фруктами — если вообще платят. Какой неприятный контраст по сравнению с Сирией! Там сборщики налогов взимали деньги по системе, разработанной задолго до покорения страны римлянами, даже задолго до покорения ее греками. Возможно, эта система появилась еще до установления владычества персов, которых сменили греки. В Сирии Римская империя получала каждый причитающийся ей медяк. А здесь…
— Они должны пользоваться деньгами, как и мы, — твердил Вар тем, кто его слушал. Слушать, поскольку он наместник, приходилось всем. — Монетами, во имя богов! Откуда нам знать, сколько стоит корова, корзина яблок или местная мерка ячменя? Уплатив подать натурой, туземцы, должно быть, по дороге домой смеются над тем, как нас обдурили.
— Командир, германцы лишь недавно узнали о существовании денег. Я думал, ты слышал об этом, — заметил Люций Кадиций. — Они всегда пользовались между собой меновой торговлей или чем-то в этом роде.
— А меня не волнует, чем они пользуются между собой. Это не моя забота, — ворчал Вар, хотя с радостью пожертвовал бы богам в благодарность быка, лишь бы это и вправду было не его заботой. — Мы учреждаем тут римскую провинцию, и они должны строить отношения с нами так, как положено в римской провинции.