А может, в Египет? Египет принадлежал Августу — уж на это золотое дно император никогда бы не позволил сенаторам наложить руки. По сравнению с Египтом даже Сирия казалась бедной; человек, служивший префектом Египта, мог не сомневаться, что обеспечит процветание и себе, и своим наследникам.
— Да, я так решил.
Правитель Римского мира тоже подался вперед и договорил:
— Германию.
— Германию?
Вару оставалось лишь надеяться, что он не слишком явно выказал свое разочарование. Он-то надеялся, что его назначат в уютную, культурную, обжитую провинцию, которой можно будет спокойно управлять, радея о благе Рима и не забывая о своем собственном. Где можно будет наслаждаться жизнью. И вот…
— Германия… далеко, — неловко пробормотал Вар.
То была единственная форма протеста, какую он мог себе позволить.
— Знаю. И понимаю, что после Сирии такое назначение тебя не радует.
Да, Августа не проведешь. В свое время, еще очень молодым, Антоний совершил роковую ошибку, недооценив этого человека. Всякий допускавший такую ошибку, потом горько о ней сожалел, но, как правило, бывало уже поздно.
Конечно, от Августа не укрылось, о чем сейчас думает Вар.
— Прости, — промолвил император. — Мне жаль тебя, но в Германии необходим человек, которому я могу доверять. Боюсь, ситуация там складывается не совсем так, как мне бы того хотелось.
— Я сделаю все, что в моих силах, если таково твое желание, — заверил Вар.
Он с ужасом думал: как сообщить о своем новом назначении Клавдии? Услышав новость, она устроит такую сцену, что после этого встреча с белокурыми северными дикарями покажется безобидной забавой.
— А ты не думал, что, возможно, там нужен человек с… э-э… большим военным опытом?
— Я бы послал Тиберия, но он занят подавлением мятежа в Паннонии, — ответил Август. — И кажется, дела у него наконец-то пошли на лад. Ну почему паннонцы не могут понять, что им гораздо лучше будет под управлением Рима? Так или иначе, они не признают очевидного, и Тиберию приходится им это доказывать.
— Рад слышать, что дела у него пошли на лад, — заметил Вар.
Эх, если бы Тиберий сумел побыстрей прижать к ногтю мятежную Паннонию — тогда его бы и отправили разбираться с германцами. Но что толку мечтать о несбыточном — ясно же, что такого не случится. Значит, Вару не отвертеться от нового назначения, теперь лишь нужно извлечь из этого назначения максимум пользы. Если, конечно, из подобной ситуации вообще можно извлечь хоть какую-нибудь пользу.
— В свое время мой отец завоевал Галлию всего за одну кампанию, — с досадой проворчал Август.
Вообще-то он состоял с Цезарем в куда более отдаленном родстве, являясь внуком его сестры. Однако Цезарь усыновил Августа, объявил его своим наследником, и более полувека назад юный Гай Октавиан сумел воспользоваться этим с большой для себя выгодой. Он и по сию пору гордился правом называться сыном Цезаря, однако это заставляло его невольно сравнивать свои достижения с деяниями великого предшественника.
— Вот уже двадцать лет, как я посылаю в Германию армию за армией; более того, в боях с германцами мои войска, как правило, побеждают, но страна так и не покорена. А покорить ее необходимо: граница, проходящая от Эльбы к Дунаю, будет гораздо короче нашей нынешней границы на Рейне и Дунае, значит, ее легче будет обеспечивать гарнизонами и дешевле охранять. Я мог бы удерживать ее с гораздо меньшей армией.
— Да, конечно.
Вар подозревал, что именно в том и заключается основной интерес императора к Германии. Придя к власти, Август значительно сократил армию, однако жалованье воинов до сих пор составляло львиную долю государственных расходов Рима. Если удастся уменьшить протяженность границы, это позволит уменьшить численность войск, следовательно, заметно сэкономить на воинском жалованье.
— Кроме того, — добавил Август, — германцы — это орда смутьянов. Они тайком перебираются через Рейн и совершают набеги на Галлию. Именно они способствовали бунту в Паннонии, подстрекая тамошних мятежников, а когда бунт вспыхнул, оказали бунтовщикам всяческую поддержку. Я хочу покончить с этим раз и навсегда. Время вышло, больше я не намерен с ними играть.
Вару показалось, что в комнате повеяло холодом. «Или ты покоришь их, или ответишь за свою неудачу». Август не произнес этого вслух, но Вар явственно услышал то, о чем умолчал император. Властитель империи щедро награждал за успехи, но любые провалы и промахи строго наказывались: даже родная дочь императора, Юлия, много лет провела в ссылке на жарком, убогом островке, будучи сослана туда за свой порочный нрав и супружескую неверность. Людям, которые не оправдывали ожиданий Августа, не приходилось рассчитывать на снисхождение.