Один седобородый старец попытался заметить, что это всего лишь галлы, которых они, германцы, всегда били. Дескать, куда им до нас!
Но Арминий тут же нашел ответ:
— Ну, тогда плати налоги и дальше. Глядишь, лет через пятьдесят какой-нибудь римский хозяин скажет про своих рабов: «Так это всего лишь германцы. Куда им до нас!»
Люди кивнули, поняв суть высказывания, а старец закусил губу, но спорить не стал. Всякий, кто вступал в спор с Арминием, скоро начинал об этом жалеть.
Когда курьер доставил письмо от Августа, Вар был пьян. Летом даже в этом забытом богами краю становилось достаточно тепло, чтобы можно было, как подобает культурному человеку, разбавлять вино водой. Но зимы здесь стояли такие, что волей-неволей приходилось не только кутаться, но и согреваться изнутри. Поначалу Вар считал эту привычку варварской, но потом попробовал, приохотился, и стал почти так же поклоняться неразбавленному вину, как евреи — своему Яхве.
Слуга поднес гонцу императора чашу чистого вина, и тот со словами:
— Весьма обязан! — осушил ее, не моргнув глазом.
Сразу было видно, что он прослужил на севере не одну зиму и к крепкому вину ему не привыкать.
Вар отпустил гонца, послав его подкрепиться.
— Что пишет Август, господин? — спросил Аристокл.
— Пока не знаю, — ответил Вар.
Он не был уверен, что очень хочет это узнать. Но ногтем большого пальца уже невольно подцепил и отлепил восковую печать, скреплявшую папирусный свиток. Чтобы прочесть послание, Вару пришлось держать его на расстоянии вытянутой руки: у него развивалась дальнозоркость. Должно быть, та же неприятность постигла и Августа, но почерк императора Вар узнал сразу.
Он молчал так долго, что раб нетерпеливо спросил:
— Ну, что там?
А ведь Аристокл был трезв или почти трезв — он по-прежнему разбавлял вино водой, а чтоб согреться, надевал длинную, плотную шерстяную тунику и две пары носков.
— «Мой дорогой Вар, я с радостью узнал, что твое первое лето в Германии прошло удачно», — прочитал Вар и облегченно вздохнул.
От этого вздоха, несмотря на стоящую в комнате жаровню с угольями, в воздухе заклубился пар. Вар сделал большой глоток из кубка, прежде чем продолжить чтение:
— «Но у меня создалось впечатление, что тебя беспокоит размер собранных налогов».
Эта фраза побудила Вара сделать еще один большой глоток, потом осушить кубок и наполнить снова, зачерпнув вина из кувшина. Он-то как раз приложил все усилия, чтобы скрыть свое беспокойство! Выходит, он зря старался, все его усилия пропали даром. Август не зря столько лет правил Римским миром и умел смотреть вглубь.
Квинтилий Вар выпил еще. Он знал, что поутру у него будет раскалываться голова, но до утра было еще далеко, а заглушить страх требовалось сейчас. Раб помалкивал, хотя всем своим видом выказывал нетерпение. Вару не хотелось знать, о чем говорится дальше в послании Августа, но он понимал — прочитать придется.
— «Не лишайся сна из-за таких мелочей. На первых порах важна не величина платежей, а сам факт сбора налогов. Главное — приучить варваров платить. Как только они поймут, что обязаны это делать, и смирятся с неизбежностью, с каждым годом будет все легче увеличивать размеры налогов. Ты начал хорошо, продолжай в том же духе».
— Там действительно так написано, господин? — удивился Аристокл.
— Действительно.
Вар не мог сердиться на грека, потому что и сам был удивлен. Август слыл скупердяем, и не только слыл, но и всегда был им. Написав, что его не волнует, сколько денег собрал Вар в Германии, император лишний раз доказал, что в первую очередь является государственным деятелем.
— Что еще он пишет? — поинтересовался раб.
— Да кого это волнует? — ответил Вар и хрипло рассмеялся.
Август не сердится на него, а все остальное пустяки! Однако наместник, разумеется, дочитал письмо:
— «Погода здесь сносная. Рискну предположить, что там, где ты находишься сейчас, она куда хуже. Урожай выдался хорошим, за что я благодарю Цереру и других богов. Голод нам в этом году точно не угрожает. Похоже, Тиберию удалось наконец навести в Паннонии порядок, и это тоже доброе известие. Я чувствую себя нормально для человека моих лет. Надеюсь, то же самое можно сказать о тебе. В следующем году тебе предстоит продолжать приучать германцев к седлу».
Под письмом стояла лишь закорючка.
Да, в этом был весь Август: послание по существу, почти ничего лишнего. Особенно в его стиле была последняя строка, в которой и заключалась суть дела. Август никогда и никому не позволял сомневаться в своих намерениях — если, конечно, такое сомнение не играло ему на руку. В данном случае оно ему на руку не играло.