Выбрать главу

Арминий уставился на горсть серебряных монет, которые показала ему деревенская девушка.

— Неужто твои сородичи убили и ограбили римлянина? — испугался он. — Если так, надо как следует спрятать тело, чтобы никто не узнал, какой смертью он умер. Легионеры жестоко мстят за смерть любого из них. Они…

Он умолк, когда девушка засмеялась.

— Мы никого не убивали, — сказала она и поведала, как именно заработала денарии. — Они платят так много за такой пустяк! Ты только посмотри на это серебро! Я и подумать не могла, что заработаю столько за целую жизнь! А заработала я все это меньше чем за час.

Арминий знал, кто такие проститутки, и во время службы у римлян сам несколько раз прибегал к их услугам для удовлетворения похоти. В Германии о подобном промысле до сих пор знали мало, возможно, потому, что деньги здесь почти не имели хождения. Но если страна окажется под римским правлением и повсюду войдут в обычай денежные расчеты… Сколько еще появится подобных девиц?

Отец веселой красотки не видел в случившемся ничего предосудительного.

— Она же осталась девственницей, значит, все хорошо, — утверждал он. — Раз в брачную ночь она окрасит постель кровью, с ней все в порядке. А об этом позаботилась моя жена. Все нормально — вот так!

Он показал большой палец.

— Но…

Арминию захотелось его ударить.

— Она продавала себя!

— И получила хорошие деньги, — подтвердил германец. — У этих римлян, судя по тому, как они разбрасываются серебром, оно сыплется аж из задниц. У многих вождей меньше денег, чем у нас сейчас.

Он посмотрел на Арминия.

— Вот у тебя есть столько?

— Есть, — буркнул Арминий.

Больше всего ему хотелось, чтобы этот человек бросил ему вызов — тогда с легкой душой можно будет его прикончить. Однако тот лишь бесил его своей дурацкой самодовольной ухмылкой.

Арминий снова попытался объяснить:

— Неужели ты не понимаешь? До того как римляне разбили поблизости свой проклятый лагерь, твоя дочь не сделала бы ничего подобного.

— Думаю, нет, — согласился отец девушки.

На какой-то момент Арминию показалось, что он его убедил, но этот жалкий человек продолжил:

— Конечно нет! Но кто до их прихода дал бы ей такую кучу денег за такую ерунду?

— Нам нужно от них избавиться, — настаивал Арминий. — Или мы уничтожим их, или они нас.

Старший германец уставился на него с выражением, которое, как надеялся Арминий, было просто непониманием.

— Почему ты хочешь избавиться от них, если они помогают нам разбогатеть? Я могу потратить часть этого серебра в их лагере, обменять на вещи, которые у них есть, а у нас нет. Моя дочурка хочет красивые гребни для волос. Трудно отказать ей в этом, поскольку именно она заработала деньги, а? Я даже могу вина купить, если захочу. Я могу и сам сделаться вождем!

— С тем же успехом ты можешь сделаться свиньей.

— Я не знаю, кто ты, но у тебя нет причин говорить со мной так.

Селянин не потянулся за копьем или мечом, но готов был отстаивать свое мнение, пусть даже не подкрепляя его оружием. Так, во всяком случае, показалось Арминию… Хотя ему трудно было представить себя на месте человека, которому пришлось иметь дело со свирепым, могучим с виду, прекрасно вооруженным незнакомцем вдвое моложе его. Самому Арминию не приходилось остерегаться тех, кто вдвое его моложе, они были еще детьми.

Не боялся он и отца бесстыжей девицы, в доказательство чего презрительно повернулся к нему спиной и, не произнеся положенного прощания, зашагал прочь. Если бы соотечественник счел себя оскорбленным и бросился на него, Арминий только обрадовался бы такому повороту событий. Однако он подозревал, что никто на него нападать не будет, — и оказался прав.

Арминия мутило от отвращения к этой деревне, к ее обитателям. Да, римляне действовали не только грубой силой, они в корне меняли образ жизни народов, которых покоряли. Он слышал об этом в Галлии, видел это в Паннонии, а теперь столкнулся с таким у себя на родине. Захватчики походили на горшечников, придававших мягкой глине нужную форму.

Больше того — часто они делали это ненамеренно. Так получалось просто из-за их присутствия здесь. Не окажись военный лагерь так близко от деревни, этот германец остался бы обычным малым. Может, из него никогда бы не вышло героя, вождя, выдающегося человека, но, во всяком случае, Арминию не хотелось бы его отбросить в сторону, словно собачье дерьмо с подошвы сапога. Разве стал бы этот германец гордиться тем, сколько заработала его дочь, на коленях ублажая чужеземцев. И разумеется, его бы совершенно не интересовало вино или, скажем, женские гребни для волос.