Возможно, римляне не осознавали, что все их роскошные безделушки, их излишества являются оружием, причем весьма действенным оружием, — но так оно и было. Вино и предметы роскоши подкупили многих вождей… Арминий сжал кулаки, вспомнив об отце Туснельды.
С помощью серебра (неважно, каким образом оно тебе досталось) можно было купить не только вождей, но и простых людей. И если римляне купят достаточно мужчин и женщин, если убедят их, что образ жизни в империи лучше, чем привычный образ жизни германцев, — что тогда? Тогда народ Германии превратится в римлян. Германцы станут налогоплательщиками, рабами — такими же рабами, какими были сами римляне.
Арминий покачал головой.
— Клянусь Туйстоном и Манном, этого не будет никогда! — дал он священный зарок.
Бог Туйстон был отпрыском самой Земли. От Манна, его сына, происходили три ветви германского народа. Правда, некоторые считали, что сыновей у Манна было больше и что пошедшие от них племена германцев носят их имена. Может, так и есть — разве теперь узнаешь истину? Но Арминий всегда предпочитал более простые ответы.
И то, чего он желал для родной Германии, тоже было простым. Он хотел, чтобы его народ оставался таким же свободным, каким был всегда. Он хотел прогнать римлян за Рейн. Он с радостью погнал бы их и дальше, но вряд ли бесхребетные галлы придут ему на помощь.
А встречи с отребьем вроде этого бесстыдного сводника заставляли Арминия задуматься о том, поддержат ли его соотечественники.
IX
Квинтилий Вар выехал из Минденума с мыслью о том, что, раз он значительное лицо, все должны замечать это с первого взгляда. Не будучи человеком военного склада, он предпочитал тогу пурпурному плащу и нагруднику с чеканным рельефом, однако всякий раз облачался в доспехи военачальника, если того требовали обстоятельства.
— Ты выглядишь… величественно, господин, — пробормотал Аристокл, затягивая пряжки ремней панциря.
Не хотел ли раб на самом деле сказать «смехотворно»? Если и хотел, то ни за что не сознается, а раз так, лучше вообще не затрагивать этого вопроса.
— Я хочу произвести впечатление на варваров, — промолвил Вар вместо того, чтобы уличить грека в непочтительности. — Раз я здешний наместник, я должен зримо воплощать силу Рима — так, чтобы германцы отбросили все помыслы о сопротивлении.
— Да уж, господин, — сказал Аристокл.
То ли он согласился, то ли это значило: господин, ты, должно быть, шутишь!
Опершись ногой об услужливо подставленные ладони, Вар взобрался в седло. Конечно, он предпочел бы носилки, но не хотел позориться перед германцами. Он знал, что, по их мнению, одни люди не должны носить других; в глазах Вара это было еще одним доказательством дикости местных жителей. И все же ему приходилось считаться с местными обычаями и предрассудками, даже раздражающими, иначе он не произвел бы на германцев впечатления. Впрочем, верхом он ездил вполне сносно.
Рядом с Варом ехал Вала Нумоний во главе отряда флегматичных кавалеристов. Разумеется, если бы германцы собрались большой шайкой, они смогли бы одолеть этот эскорт, но ценой большой крови. И еще больше крови пролилось бы потом. Варвары понимали, что нападение на наместника повлечет за собой чудовищное, невообразимое отмщение, и воздерживались от подобных действий. Это позволяло Вару чувствовать себя почти в безопасности.
Кроме того, деревня, куда он направлялся, считалась дружески настроенной. Ему докладывали, что тамошние жители проводят сборища, на которых обсуждают свои дела, — ну прямо как поселяне в Италии. Однако за свою долгую и успешную чиновничью карьеру Вар твердо усвоил: начальник, слепо полагающийся на донесения, не удосуживающийся лично их проверять, рискует рано или поздно нарваться на неприятные сюрпризы. Причем скорее рано, чем поздно.
— Мы еще сделаем из них римских подданных, — обратился Вар к Вале Нумонию.
— Да пожелают боги, чтобы так и было, — ответил начальник конницы. — Но даже если мы построим на месте нашего лагеря новый Рим, я все равно без сожаления расстанусь с этой жалкой страной. Ни оливкового масла, ни вина — и чересчур много проклятых германцев.
— Прекрасно тебя понимаю, — вздохнул Вар. — Но все же Август послал меня сюда, чтобы я добился успеха, а не потерпел наудачу, значит, я добьюсь успеха. В этом году мы соберем еще больше налогов, вот увидишь. Причем большую их часть — серебром. Если мы приучим германцев к мысли, что платить необходимо, полдела уже будет сделано. Как только они привыкнут и перестанут всякий раз хвататься за копья при виде сборщика налогов, мы уже будем на пути к триумфу…