Вар либо не заметил неудовольствия Нумония, либо предпочел не замечать.
— Ну что ж, — заявил наместник, — пора в обратный путь. У тебя есть лошадь, Арминий?
— Так точно, — ответил германец и вскочил в седло, не попросив, чтобы его подсадили.
Это был не такой уж великий подвиг: Арминий в отличие от его лошадки был высокого роста. Стоя рядом с римлянами, он возвышался над всеми, но верхом вдруг оказался ниже всех. Разумеется, римляне сразу это заметили, и, судя по смешкам, им это понравилось.
Арминий пожал плечами. Да, ему страстно хотелось иметь настоящего скакуна, такого как у Валы Нумония. Но какая бы лошадь под ним ни была, он оставался самим собой, как оставались собой и римляне. Даже если бы он сидел на низком табурете, в то время как римляне сидели бы на высоких, он все равно остался бы выше их. И сейчас его рост не изменился, как бы чужеземцам того ни хотелось.
Обратный путь к римскому лагерю, разбитому в сердце Германии, прошел почти в полном молчании: судя по тому, как переглядывались римляне, им хотелось обсудить обласканного наместником варвара, но все помнили, что Арминий хорошо знает латынь.
Когда германец вместе с Варом, Валой Нумонием и остальными римлянами въезжал в ворота, римские часовые вытаращились на него, как на диво, но Арминий решил не обращать на них внимания.
— Паршивый лазутчик! — проворчал один из караульных.
— Кем он себя вообразил? — подхватил другой.
Может, они в отличие от командиров не знали, что Арминий понимает их язык. А скорее всего, им было на это плевать. Простые воины не были такими лицемерами, как их начальники: если им кто-то не нравился, они не считали нужным скрывать свои чувства.
Греческий раб Квинтилия Вара удивился, увидев Арминия в обществе своего господина. Худосочный коротышка — Арминий вспомнил, что его зовут Аристокл, — каким-то образом ухитрялся смотреть сверху вниз и на римлян, и на германцев. Вар и легионеры прекрасно об этом знали, но не злились — по причинам, лежавшим за пределами понимания Арминия. Если уж на то пошло, он замечал то же самое высокомерие в тех немногих греках, которых встречал в Паннонии. В чем тут дело, германец не понимал, но не мог не заметить очевидного.
— Я скажу поварам, что к нам пожаловал… выдающийся гость, — сказал Аристокл.
— Непременно. Спасибо.
Квинтилий Вар то ли не заметил нарочитую паузу, которую выдержал раб, то ли сделал вид, что не заметил. Да, римляне — искусные притворщики.
На самом деле наместник уловил заминку Аристокла и прекрасно понял, что она означает. Грек просто не осмелился сказать вслух то, о чем подумал: «Я передам поварам, что к нам пожаловал волосатый варвар». Что ж, в конце концов, раб недалек от истины.
— А, да, Аристокл! — окликнул Вар грека, едва тот сделал пару шагов.
Раб тут же остановился.
— Да, господин?
— Заодно захвати вина. День выдался длинный. Нам всем не мешает освежиться.
— Конечно, господин.
На сей раз Аристокл сумел улизнуть.
«Конечно, господин». А что еще мог сказать раб? У германцев тоже имелись рабы, как и у любого другого народа. Правда, их рабы редко прислуживали своим господам. Они возделывали землю и отдавали хозяину положенную долю урожая. К порке, как и к прочим телесным наказаниям, германцы прибегали реже, чем римляне, зато в Германии чаще случалось, что господин в гневе убивал принадлежащего ему человека. А почему бы и нет? Ведь штрафа за это платить не приходилось.
Если римляне добьются своего, они обратят в рабов всех германцев от Рейна до Эльбы. А может, и еще дальше, если решат, что их легионы справятся с такой задачей. Они уже завоевали больше земель и покорили больше народов, чем германцы могли себе вообразить. Но другие народы — ладно, а покорения своего Арминий решил не допустить ни в коем случае.
Аристокл вернулся с большим подносом, на котором стояли чаши, кувшин с вином и кувшин с водой. Грек поставил свою ношу на легкий складной столик: удобный и полезный предмет. Смешав вино с водой для римских командиров, он с сомнением взглянул на Арминия и, поколебавшись, спросил:
— Каким ты бы хотел пить вино, господин?
— Таким же, как и римские граждане, — ответил Арминий.
С непроницаемым видом грек вручил ему чашу разбавленного вина.
— А ведь он и тебя уел, Аристокл, — со смехом промолвил Вар.
Раб сделал вид, будто не расслышал. На месте Вара Арминий непременно дал бы наглецу по уху, но наместник спустил греку эту дерзость. Арминий еще в Паннонии заметил, что римляне порой позволяют рабам больше, чем своим свободным подчиненным. Никакой германец не потерпел бы такой наглости.