Посадив свой истребитель и зарулив его на стоянку, Лиля подошла к Соломатину, ожидая от него замечаний.
— Что, Лиля, весело было? — пошутил он.
— Спасибо, Леша, — произнесла Лиля с виноватым видом. — Если бы не ты...
— Ну как, освоилась? — спросил он так, словно бы и не слышал ее слов.
— Угу, — ответила она и вопросительно посмотрела на Соломатина, зная, что сейчас он обязательно напомнит ей об «юнкерсе».
— Так вот, следующий раз смотри в оба! А то погналась за «юнкерсом», а свой хвост не защищен. Нельзя надеяться на авось, живо собьют! Они знаешь какие — так и ждут, когда ты сделаешь ошибку...
Соломатин говорил, слегка улыбаясь, без всякой назидательности, дружески и даже ласково, и Лиля поняла, что в течение всего боя он ни на секунду не терял из виду ее самолет, все время следил за ее действиями и в любой момент был готов прийти к ней на помощь.
— Ну, а в общем, честно скажу: все идет как надо! Так и держись! Все идет как надо! — сказал Соломатин, легонько похлопав ее по плечу.
Обрадованная похвалой командира эскадрильи, Лиля машинально кивнула, как бы соглашаясь с ним: все идет как надо... Соломатин, хитро сощурив глаза, вдруг спросил:
— А теперь, Лиля, признайся: что, очень хотелось тебе, сбить «юнкерс»?
— Угу, — ответила Лиля.
— Это хорошо. Ты немного запоздала: сразу надо было атаковать. На будущее учти: настоящий истребитель тот, кто сам ищет боя, а не ждет, когда ему навяжут. Поняла?
— Поняла.
В этот момент на старте взвились вверх одна за другой три зеленые ракеты — сигнал боевой тревоги, и дежурная четверка истребителей пошла на взлет.
— Подружка твоя взлетает,— кивнул Соломатин в сторону самолетов, набиравших высоту.
Они молча проследили за тем, как поднялись в воздух четыре «ЯКа» и взяли курс на запад. Четверку повел Баранов, и Лиля мысленно пожелала им всем удачи, особенно Кате, которая летела в бой впервые.
— После обеда дежурит наша эскадрилья, — предупредил Соломатин. — Будь готова — опять полетим.
— Хорошо.
Теперь, после второго вылета, Лиля чувствовала себя гораздо уверенней, хотя прошел он не так уж гладко: чего-то она не учла, что-то сделала не так, да и «юнкерс» улизнул от нее... А если бы не Соломатин, то наверняка и сама она не вернулась бы. Однако все это не особенно огорчало Лилю. Важно было другое — то, что она дерется с врагом, что теперь никто не запретит ей летать, что рядом этот славный кареглазый Леша, который относится к ней как к боевому товарищу. А с его помощью нетрудно будет избавиться от ошибок, которые она допускает по неопытности.
Не успел затихнуть вдали гул моторов только что взлетевших самолетов, как тишину голубого неба нарушил новый звук, спокойный, ровный.
— Слышишь, летит! Это определенно к нам.— Соломатин посмотрел вверх.
— Кто летит?
— Разведчик — «рама».
Действительно, на большой высоте, направляясь к аэродрому, не спеша скользил по небу двухфюзеляжный «Фокке-Вульф-189», или, как его называли летчики, «рама». Развернувшись над самым аэродромом и наверняка сфотографировав его, «рама» взяла курс на север.
— Засекла. Теперь нужно ждать налета. Это уж точно!
Леша поспешил на командный пункт, и вскоре оттуда был подан сигнал «переруливать самолеты». К Лиле подбежала ее техник Инна:
— Лиля! Приказано переруливать на запасной аэродром. Я сама отрулю, ты отдохни...
— Сама? Ну давай, Профессор, рули. Сможешь без меня?
— Смогу. Валя поможет запустить.
Лилин «ЯК» обслуживал женский экипаж: техник Инна Паспортникова и оружейник Валя Краснощекова. С этими девушками Лиля прибыла сюда, в мужской полк, и с ними продолжала работать, полностью им доверяя. Почему-то Инну она стала называть «Профессором»: то ли потому, что до войны та была студенткой авиационного института и благодаря знаниям, полученным в институте, могла теперь ответить на любой технический вопрос, с которым к ней обращались; то ли просто оттого, что Инна, строгая, рассудительная девушка, отличалась необыкновенно серьезным отношением к жизни, людям, ко всему на свете.
Лиля пошла домой пообедать и часок отдохнуть, а тем временем техники и часть летчиков спешно отруливали самолеты на запасной аэродром, находившийся в степи в нескольких километрах от основного. Неизвестно было, когда появятся вражеские бомбардировщики, но опыт говорил о том, что прилетят они обязательно...
Пообедав, Лиля села в автобус и приехала на аэродром к своему самолету. Инна и Валя, закончив чистить пушку, вставляли внутрь пружину. Руки и лица у них были перепачканы, у Вали чернели жирные масляные полосы на лбу и подбородке. Обе пыхтели — упрямая пружина никак не становилась на место, выскальзывая из рук.
Некоторое время Лиля молча наблюдала, как они трудятся, потом предложила:
Что, девочки, помочь?
Валя испуганно воскликнула:
— Что вы, товарищ командир! Перепачкаетесь перед вылетом. Мы сами. Сейчас мы ее...
Наконец пружина перестала сопротивляться. Инна, вздохнув c облегчением, сказала, вытирая рукавом потное лицо:
— Ну все. Стала, проклятая. Никогда сразу не получается...
Она посмотрела на Лилю и подумала, глядя на голубой
подшлемник, видневшийся из-под шлема, и такого же цвета шарфик, наброшенный на шею: «Вот зачем ей понадобилась вдруг синька. Как всегда, прихорашивается наша Лиля!»
— Соломатин уже здесь, пришел, — сказала Инна. — Ты опять с ним полетишь в паре?
— Угу, — ответила Лиля. — Катю видела?
— Видела. Она недавно здесь была. Отрулила сюда свой «ЯК» и пошла обедать.
— Значит, мы разминулись. Ну, как она слетала?
— Говорит, отлично! Довольная такая: Баранов похвалил ее. Рассказывает, что немцев было в воздухе видимо-невидимо... Она расстреляла весь боекомплект, прилетела совсем пустая. Уверяет, что если бы еще хоть несколько снарядов, то обязательно сбила бы «юнкерс»!
Лиля улыбнулась, вспомнив свой разговор с Катей: да, уж она выпустила по немцам все пули до последней...
Девушки занялись пушкой — нужно было поставить ее на самолет. А Лиля вынула из бокового кармана гимнастерки зеркальце. Вдруг рядом прозвучал голос:
— О, мадемуазель, вы сегодня великолепны!
Она вздрогнула и поспешно спрятала зеркальце. Мимо стоянки шел Кулагин, насмешливо улыбаясь, сверкая угольками черных глаз. Вглядываясь в его лицо, Лиля пыталась снова найти в нем то, прежнее, выражение, которое уже однажды видела.
— Вам удивительно к лицу этот чудный шарфик ядовито-голубого... простите, небесного цвета!
Нет, ничего похожего на того Кулагина...
— Хотел бы я знать, для кого вы приоделись? Не обратите ли вы внимание на мою скромную персону? Разумеется, я могу и подождать — мне некуда торопиться...
Лиля, не выдержав, резко повернулась к нему и, скрестив руки на груди, сердито сощурила глаза.
— Послушайте, Кулагин, вам не надоело?
— Что вы! Что вы! Как блестят ваши прекрасные глаза! Кажется, мы сегодня летим вместе, и я буду иметь счастье чувствовать ваш локоть... локоть друга!
— Да, кажется, мы летим вместе. Но учтите, Кулагин: если вы не прекратите своей болтовни, я могу случайно перепутать вас с «мессером»...
— Ну зачем же так? Кстати, мне помнится, что «мессеры» пока еще не ощутили на себе силы вашего оружия...
— Пока еще нет! — ответила Лиля и отошла за самолет, давая понять Кулагину, что разговор окончен.
Кулагин тихонько засвистел, поглядывая в Лилину сторону, и пошел к своей машине небрежной походкой человека, которому все нипочем.
«Зачем ему все это? — подумала Лиля с какой-то жалостью к Кулагину. — Напускает на себя... Тогда, после разбора, он был совсем другим...»
Она увидела Соломатина, который приближался к ее самолету, и, одернув гимнастерку, вышла ему навстречу.
— Скоро, наверное, полетим, Лиля, — сказал он. — Будь внимательна. На хвост поглядывай, не забывай. Сегодня пойдем шестеркой. В случае необходимости прикрой меня. Есть?
— Есть.