— Посмотри, посмотри! Это наши летят!
В тот момент, когда машина проезжала мимо аэродрома, заходили на посадку истребители, возвратившиеся с боевого задания.
Девушки стали махать руками, приветствуя их, и те самолеты, которые еще находились в воздухе, снижались и с ревом, на бреющем пролетали над машиной.
— Во черти! Узнали! — воскликнула Катя.
Лиля попыталась рассмотреть номера на самолетах.
— Давай подождем, — предложила Катя. — Подвезем летчиков в поселок.
Из кузова, где обе сидели на небольших чемоданчиках, она постучала по окошку в кабину шофера:
— Стой! Захватим летчиков!
Полуторка остановилась, и девушки выпрыгнули из нее.
— Ну вот мы наконец и дома! — сказала Лиля. — Чувствуешь, Катя! Как будто и не уезжали никуда. Как будто Москва — это был сон...
Шофер, свертывая папироску, усмехнулся:
— Дома, говоришь? А были где?
— Были? Тоже дома! — засмеялась Катя. — Слышь, Лилька, а тут подсохло за это время — помнишь, какая вода стояла? Ух! Так и плюхались на посадке в лужи!
Над ними загудел самолет и, покачав крыльями, промчался над самыми головами, так что девушки невольно пригнулись. Затем он круто развернулся и пошел на посадку.
— У, шальной! — радостно крикнула Катя.
— Смотри, да это же мой! — сказала Лиля. — «Тройка»! Кто же на нем летает?
Она следила, как садится ее «ЯК».
— Слышь, Лилька, ты вон куда гляди! Лешка твой идет... Спешит, первый...
От самолета усталой походкой шел прямо к ним Леша Соломатин, за ним еще несколько летчиков.
— Здорово, орлы! — крикнула Катя. — Не вижу оркестра, цветов! Просто неудобно, что это за встреча? А то мы повернем назад в Москву...
— Привет, девчата! Наконец-то дождались вас! — отвечали летчики. — Встреча будет, не волнуйтесь! И оркестр тоже!
— Как летается?
— Да как сказать... Теперь, видно, дело пойдет как следует. А то без вас и наступать перестали. Стоим на приколе...
Подошел Леша, поздоровался с девушками и сказал каким-то слишком уж бодрым голосом:
— Ну, с приездом, бродяги! Как, залечили свои раны? Выглядите вы неплохо.
— Угу. А как у вас тут? — спросила Лиля осторожно — Все по-старому?
Ответил Леша не сразу, а сначала полез за папиросами и долго их искал, пряча от Лили глаза.
Лиля сразу заметила, что он как-то осунулся, похудел и хоть и рад был ее приезду, но что-то его сдерживало, мешало ему радоваться. Она увела Лешу немного в сторону, подальше от остальных, и опять спросила:
— Что же нового, Леша? Ты не решаешься сказать?
В голосе ее прозвучала тревога. Она чувствовала что он не говорит, умалчивает о чем-то. Ясно, в полку что-то произошло, и ему не хочется вот так, сразу по приезде, расстраивать ее. Лиля посмотрела на него строгим, требовательным взглядом, и Леша отвел глаза...
— Ну, Леша...
— Понимаешь, Лиля... Командир наш... Баранов...
— Что — Баранов? — испуганно прошептала Лиля, боясь подумать о самом страшном.
— Нет его больше.
— Как — нет?
— Сбили его два дня назад.
— Баранова?! Не может быть... Как же это? Как же так случилось?
— Как случилось... — медленно повторил Леша и вздохнул. — Их было больше, «фоккеров»... Самолет упал за линией фронта и взорвался. Ведомые видели. Они снижались и кружили над этим местом... Так что даже похоронить Николая не пришлось...
Некоторое время они молчали. Леша курил. В глазах у Лили стояли слезы, и она с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать. Наконец, пересилив себя, проговорила еле слышно:
— А ты где был, Леша?
— Я... На земле я был в это время, понимаешь? Не было меня тогда рядом с ним! Не было! — воскликнул Леша с отчаянием в голосе, и Лиля поняла, как он терзается от того, что не пришлось ему в том бою быть рядом с любимым командиром, защитить его.
— Ты успокойся, Леша. Я понимаю... Я все понимаю. Что ж поделаешь!
Медленно пошли они по аэродрому, освещенному заходящим солнцем. На западе пылал закат, и кроваво-малиновый свет заливал почти полнеба. Огромное красное солнце, чуть сплющенноё, перерезанное пополам узенькой темной тучкой, уже готово было коснуться линии горизонта.
Нервным жестом Леша выбросил недокуренную папиросу далеко в сторону. Никогда еще Лиля не видела, чтобы он нервничал, не слышала, чтобы он повысил голос: в любой обстановке, самой трудной, он всегда оставался сдержанным, хладнокровным, собранным. И она поняла, как ему нелегко: Николай Баранов был для него не только командиром полка — Леша любил его как боевого товарища, близкого друга...
— Тебя тут произвели в командиры, — сказал Леша, которому трудно было продолжать разговор о Баранове. — Теперь ты командир звена.
— Угу, — согласилась Лиля и вздохнула.
В другое время Лиля обрадовалась бы повышению, но сейчас это ее не трогало, как будто разговор шел не о ней, а о ком-то другом. Она все думала о Баранове. Недаром на душе было так тревожно и предчувствие беды не покидало ее последние дни...
— Лилька!
Вихрем налетела на нее Катя и взволнованно, прерывающимся голосом заговорила:
— Лилька! Ты знаешь — Баранов, Батя!! Вот ведь несчастье какое!..
Лиля молча кивнула. Катя хотела сказать еще что-то, но не смогла и, низко опустив голову, побрела к машине.
— Поедем? — предложила Лиля. — Там все уже давно собрались.
В кузов уже забирались летчики.
— А кто теперь вместо него?
— Мартынюк.
У машины Лилю поджидал сияющий Сеня Трегубов. Стесняясь своей радости и силясь хоть немного притушить счастливый огонек в глазах, он робко взглянул на нее из-под длинных мохнатых ресниц.
— Здравствуйте, товарищ командир! С приездом вас! Я... мы так ждали!
Лиля протянула ему руку:
— Здравствуй, Сеня! С кем ты летал тут, без меня? Как успехи?
— А я теперь у вас в звене! — с восторгом сообщил он, словно делал ей подарок.
— Это замечательно, Сеня... Значит, опять будем летать с тобой вместе.
— Вместе, — повторил он и широко улыбнулся. — Я, товарищ командир, тут без вас еще одного «юнкерса»... На вашем самолете, на «тройке».
— Да уж скажи, Трегубов, что тебя орденом наградили! — воскликнула Катя. — А то ходишь вокруг да около, все стесняешься. Похвастайся хоть раз! Я уже все про тебя знаю. Вот, смотри, Лилька!
Она, не спрашивая разрешения, быстро расстегнула ему куртку, и новенький блестящий орден Отечественной войны сверкнул на Сениной гимнастерке.
— О, такого я еще никогда не видела! — воскликнула Лиля, к величайшему удовольствию Сени.
Наклонившись, она стала рассматривать орден, который был учрежден недавно, уже во время войны. В полку никто еще не носил такого — Сеня получил его первым.
— Молодец, Сеня! Поздравляю!
Он зарделся, как девушка.
— Спасибо, товарищ командир... Я ведь, как учили! Старался, — пошутил Сеня.
Все засмеялись.
— Са-адись! Поехали! — крикнул кто-то из летчиков.
Машина быстро заполнилась, летчики стали рассаживаться на бортах, на ящиках, и полуторка тронулась. Леша сел рядом с Лилей и в первый раз с момента встречи ласково улыбнулся ей, заглянув в глаза:
— Вернулась...
— Угу. А как же?
— Ну какая она, военная Москва? Я ведь один только раз и был там, до войны... Всего два дня, проездом.
— Москва?.. — повторила Лиля задумчиво. — Как бы тебе сказать одним словом — мужественная!
ЛИЛЯ, ВЕДОМАЯ МОЯ...
Из Москвы Лиля привезла с собой два платья и туфли. Теперь, когда летчики изредка собирались вечером на час-другой в уцелевшей местной церквушке, чтобы потанцевать, спеть под баян или посмотреть кинофильм, она непременно надевала гражданскую одежду. Особенно любила она матроску — белое полотняное платье с синим воротником и полосатой вставкой. Это платье сшила ей мама ко дню рождения, когда Лиле исполнилось девятнадцать. Правда, сначала оно было обыкновенным белым платьем, но Лиля, которая всегда все переделывала по-своему, превратила его в матроску. Платье очень шло ей: в нем тоненькая, похудевшая Лиля казалась школьницей. Иногда вместо туфель она надевала белые лосевые сапожки, сшитые из кожи, содранной с сиденья сбитого немецкого «юнкерса». Ей приятно было сознавать, что ею любуются и что, несмотря на это, она остается для всех в первую очередь лейтенантом Литвяк, летчиком-истребителем.