– Ты сошел с ума. Ты не можешь жить без работы. Все отпуска когда-то кончаются. – Она задумчиво посмотрела на него. – Ничто не вечно.
– Вот именно.
– Может, ты подумаешь еще?
Он чуть было не согласился, но потом вновь покачал головой. Это было бессмысленно. Все кончено.
– Нет, дорогая, не стоит. Я не хочу жить в Нью-Иорке. Как ты сказала, вернувшись сюда, с меня хватит.
– Я не имела в виду тебя.
– Знаю. Но теперь мне пора. – Он посмотрел на нее и вдруг увидел слезы у нее на глазах. Грустное, усталое лицо с большими черными глазами исказилось. Он сел с ней рядом на кожаный диван и обнял ее. – Не плачь, Беллецца, Изабеллецца... Не плачь.
Изабеллецца... При звуке этого слова она отвернулась и зарыдала.
– Бернардо, Изабеллеццы больше нет.
– Она будет всегда. Для меня. Я никогда не забуду те времена. И ты тоже.
– Но они прошли. Все изменилось.
– Все должно меняться. Ты правильно делаешь, что все меняешь. Единственное, что ты не должна менять, это себя.
– Но я в таком смятении. – Она остановилась на мгновение, чтобы вытереть нос его носовым платком, а он нежно провел рукой по ее темным волосам.
– Знаю. Ты больше никому не веришь. Это естественно после того, что случилось. Но сейчас тебе надо это отбросить. Прекрати, прежде чем недоверие и подозрительность разрушат тебя. Амадео больше нет, Изабелла. Но ты не можешь позволить и себе умереть.
– Почему бы и нет? – Она походила на маленькую девочку с разбитым сердцем, сидевшую рядом с ним, снова вытирая нос.
– Потому что ты особенная, Беллецца. У меня разорвалось бы сердце, если бы ты осталась такой – злой, несчастной, не верящей никому. Пожалуйста, Изабелла, ты должна открыться и попытаться начать все сначала.
Она не сказала ему, что уже сделала это, и ей причинили такую боль, какой она не испытывала никогда прежде.
– Не знаю, Бернардо. Так много изменилось за этот год.
– Вот посмотришь. Со временем ты поймешь, что произошли и хорошие перемены. Ты принимаешь правильное решение, переводя свое дело в Америку.
– Надеюсь, что это так.
– Кстати, что ты сделаешь с виллой?
– Я начну упаковывать вещи на следующей неделе.
– Ты забираешь все с собой?
– Нет, не все. Кое-что я оставлю здесь.
– Могу я помочь тебе? Помедлив, она кивнула.
– Так будет намного легче. Я... я боялась возвращаться туда.
Он лишь кивнул и улыбнулся, когда она в последний раз вытерла нос.
Глава 24
Машина свернула на покрытую гравием дорожку и остановилась перед знакомым парадным входом. Изабелла мгновение задумчиво смотрела на дверь, прежде чем выйти из машины. Ей почему-то показалось, что дом стал больше, а вокруг как-то странно тихо. На миг у нее возникло ощущение, как будто она вернулась из длительного путешествия. Она ожидала, что в окне мелькнет личико Алессандро, а через минуту он неуклюже выбежит встречать ее, но этого не произошло. Никто не появился. Ничто не шевельнулось.
Бернардо беззвучно стоял сзади, пока Изабелла медленно не пошла к дому. За пять недель пребывания в Риме она ни разу не приходила сюда. В каком-то смысле она так и не вернулась обратно. Она приехала в Рим, чтобы уладить дела. Но это было нечто иное, личное, частичка прошлого. И в душе Изабелла понимала, что не готова увидеть дом. Сейчас, вернувшись сюда, она была признательна Бернардо, что приехала не одна. Она с мягкой улыбкой оглянулась через плечо, вспомнив о нем. Но темные глаза не улыбались, они смотрели печально и отрешенно, когда она огляделась вокруг и нажала кнопку звонка. У нее был с собой ключ, но она не захотела воспользоваться им. Теперь это походило на визит к кому-то. К той, кем она была когда-то.
Бернардо наблюдал, как служанка открыла дверь, и Изабелла шагнула в дом. Он предупредил прислугу. Синьора ди Сан-Грегорио возвращалась домой. Новость была встречена с трепетом и возбуждением. С Алессандро? Навсегда? Поднялась суматоха: какие комнаты открыть, что приготовить? Но Бернардо быстро рассеял иллюзии. Она не будет жить там и приезжает одна. Алессандро еще в Америке. А потом он нанес последний удар: Изабелла собирается законсервировать дом.
Но в любом случае здесь все было уже не так. Основной персонал, работавший в доме, уже ушел. Мама Тереза уехала в апреле, поняв в конце концов, что ее подопечного не будет очень долго. Бернардо сказал ей, что риск слишком велик. Возможно, его не будет год, может быть, чуть меньше или больше. Она отправилась в Болонью к какому-то семейству с тремя дочерьми и двумя маленькими сыновьями. Она так окончательно и не оправилась от того, как Изабелла бросила ее, даже не предупредив, что увозит Алессандро ночью, в темноте, оставив кроватку пустой, а его комнату запертой, наплевав на женщину, которая защищала и любила его. Луиза на лето нанялась на работу в Сан-Ремо, к людям, у которых когда-то работала. Энцо тоже ушел, его комната в гараже пустовала. Трое самых верных слуг со слезами на глазах давно покинули виллу. Осталось всего несколько человек, чтобы помочь Изабелле.
Бернардо заказал бесчисленное множество ящиков, которые стояли в передней. Изабелла увидела их сразу, как только вошла. Она молча стояла и смотрела на них, но ее взгляд уносился дальше. Казалось, она ждала знакомых шумов, звуков, которые когда-то слышала там, голосов, больше не существовавших. Бернардо наблюдал за ней, тактично держась поодаль. Изабелла положила легкий льняной жакет и медленно пошла по длинному холлу. Звуки шагов гулко раздавались в пустоте. Неужели прошло всего пять месяцев с той ночи, когда она сбежала с Алессандро? Пять месяцев с тех пор, как она, крадучись, шла по этому холлу, забрав сумки и Алессандро, шепча «ш-ш-ш» и обещая приключение? «Мы едем в Африку, мама?» Она улыбнулась и прошла в гостиную. Изабелла взглянула на часы работы Фаберже, на которые она так упорно смотрела в тот вечер, когда ждала Амадео – ведь им полагалось присутствовать на ужине в доме принцессы, – вечер, когда он так фатально опаздывал и когда исчез. Она тяжело опустилась на шезлонг возле окна, уставившись отсутствующим взглядом на Бернардо.
– Я даже не знаю, с чего начать. – Ее глаза были полны слез, и он понимающе кивнул.
– Все нормально, Беллецца. Мы будем делать это постепенно, комнату за комнатой.
– Это займет годы. – Она выглянула в сад. Карусель, подаренная ею Алессандро на Рождество, была закрыта брезентом, ее колокольчики и музыка безмолвствовали. Слезы навернулись ей на глаза, но она улыбнулась.
Бернардо следил за ней, вспоминая ту ночь и свое признание. Он порылся в кармане и протянул ей то, что держал в руке.
– Я так и не отдал тебе это в прошлое Рождество. Я боялся, что если подарю тебе его, то оно сделает тебя очень несчастной.
Рождество с Амадео всегда отличалось экстравагантностью: с ювелирными украшениями и забавными вещицами, маленькими сокровищами и замечательными книгами, которые ей хотелось получить, крошечными диковинками, которые она всегда любила.
Бернардо никоим образом не мог придумать такое для нее, и он боялся даже попытаться. Но он пошел к Альфредо Паччиоли и купил ей то, что сейчас, пять месяцев спустя, протягивал ей.
– Потом я чувствовал себя ужасно, что ничего не подарил тебе. – Он молча прикоснулся к ставшим теперь привычными карманным часам, принадлежавшим до этого Амадео. Он всегда носил их.
Он подал ей маленькую коробочку. Изабелла взяла ее и села, слегка улыбаясь.
– Тебе не надо дарить мне подарки, Бернардо. – Но она приняла коробочку и открыла ее, затем подняла взгляд на него, лишившись дара речи от нахлынувших на нее эмоций. Там было большое золотое кольцо с искусно выгравированной печатью «Сан-Грегорио», безупречно вырезанной на гладкой поверхности черного оникса. Оно должно было идеально смотреться на ее длинной изящной руке. Она надела его на палец с обручальным кольцом, широко раскрыв затуманенные слезами глаза. – Бернардо, ты сумасшедший.